Волгоградской областной писательской организации 100 лет! И поэтому «Отчий край» продолжает публиковать книгу «По следам времени», написанной ещё к 75-летию писательской организации первым главным редактором журнала В.Б. Смирновым и группой соавторов. Итак, к рассказу.
2
Печальная участь, постигшая журнал «Зовы», заставила правление ассоциации сосредоточиться на широком проведении публичных лекций и докладов. Стараниями секретаря правления Ефремова и председателя Коростелева в Центральном рабочем клубе было проведено шесть диспутов на темы: «Пролетарская культура», «Новейшие течения в поэзии», «Футуризм» и др. Затем в Доме наук и искусств был устроен «Поэзо-вечер» без различных направлений, участвующих в нем.
В первых числах декабря 1922 года правление ассоциации решило издавать литературный еженедельник (или как тогда называли — «понедельник») «Факел», задачей которого объявлялось «будировать» рабочих, выявляй их художественно-творческие силы, переломить косность в воззрении на пролетарское искусство, воплощающее всю красоту и радость борющегося и созидающего пролетариата». «Факел» светил недолго. После выхода трех номеров (11-го, 18-го и 25 декабря) — по тем же причинам — он прекратил существование.
«Факел» издавался по понедельникам. Редакция располагалась по «временному адресу»: Троицкая, 12, газета «Борьба». 1$ колонках, расположенных сбоку от названия, определялись программные установки издания: «Душа пролетария горит огнем творческого экстаза художника так же, как горит она, творчествуя, в области политических и экономических достижений». В другой колонке заявлялось: «Мы объединяем литературно-творческие силы пролетариата для оформления его классовой коммунистической идеологии и для развития пролетарской литературы».
Лицевая полоса первого номера «Факела» носит программный характер, определяемый в таких публикациях, как «Мы твердо решили», «Наш путь» В. Сидоренко, «Разложение буржуазной культуры» Н. Никитина. «Выпуская первый номер своего «Факела», — отмечалось в заметке В. Сидоренко, — Ассоциация знает, что огонек его мерцает слабо, что до пылающего факела он еще слишком далек, что работы впереди еще много» (с. 1).
Н. Никитин выражает уверенность в крахе «буржуазной культуры»: «Буржуазия чувствует, что над ней и над всей ее когда-то блестящей культурой медленно опускается черная завеса беспросветной ночи…
В это время пролетариат, почувствовав в себе колоссальный прилив творческих сил, спешит опрокинуть смердящий труп буржуазии и на ее месте воздвигнуть свою новую культуру».
Первый номер «Факела» открывался обращением к «Пролетарским писателям» Культотдела ВЦСПС: «Вам — знаменосцам нового, пролетарского, революцией овеянного искусства, сынам завода, несущим миру первые проблески пролетарского творчества, привет!..
Имена Кириллова и Гастева, Ляшко и Герасимова и др. останутся в летописи русской литературы, как первые достижения пролетариата на пути завоевания культуры.
Ваш путь — через завод и производство, через быт и психологию рабочего — к высотам той коммунистической культуры, которую только предчувствует трудящееся человечество».
На страницах «Факела» публикуются проза, поэзия, статьи теоретического характера, «критические заметки», хроника: «литературный блокнот», краткие ответы-рекомендации авторам-читателям. «Колоссальный прилив творческих сил пролетариата» (Н. Никитин) реализуется в журнале к том, что публикуются отрывки из «эпопейных» произведений о современности: «отрывок из готовящегося к печати революционною романа» Ал. Никчемного «Борьба на заре», отрывок из повести В. Сидоренко «Несовместимое», отрывки из поэмы Н. Лубнина «Дым панихид». Этот факт знаменателен, потому что на страницах периодики начала 20-х годов преобладали малые жанры, названные же произведения в еженедельнике так и не были полностью опубликованы. Масштабность задач, которые поставила перед собой редакционная «коллегия» (только в первом номере в качестве редактора был указан А. Черненко, второй и третий номера подписаны «коллегией»), выражалась в публикации материалов, освещающих историю формирования пролетарского искусства (А. Маширов-Самобытник «К развитию пролетарского творчества»).
Центральная тема «Факела» — это тема завода. К ее воплощению обращаются Ал. Никчемный, Н. Золотухин, Н. Никитин, В. Темный, Захар, И. Стукалов, С. Ленский, П. Коростелев. Во втором номере была помещена поэма Н. Золотухина «К заводу», состоящая из вступления и трех частей. Лирический герой поэта признается в любви к заводу, особенно к одной из мастерских:
Но средь многих его мастерских
Не пойму, отчего так люблю я
больше всех мастерских остальных
Голубую одну мастерскую (№ 2. — С. 4).
В каждой из частей поэмы речь идет о поиске героем своего места: пройдя через завод, деревню, город, он вновь возвращается к родному заводу. Романтика заводского труда манит его.
Горит рассвет —
труду привет.
Любовь.
Мечты. Гудок.
Смеется рок.
И вновь
Иду, иду
Варить руду,
Как кровь.
С этой романтикой не могут сравниться ни деревья, ни «город праздный».
Зданья, трамвай, газеты, кафе,
Лохмотья красивые
Галифе… —
им лирический герой противопоставляет «ясный, правдивый, рабочий быт». Выбор лирического героя носит не только осознанный характер, но и чувственный оттенок:
Из темной гниющей берлоги,
Насильно лобзавшей меня,
Пойду по железной дороге
На зовы грядущего дня.
Там в песнях заводскою грома,
Средь блуз огневых пропаду.
И с ними… мы в страстной истоме
В огонь будем сеять руду.
Развивает тему завода и поет ему гимн Н. Золотухин и в другом произведении, символически названном им «Голубой поэмой» и посвященном «инициатору организации ЦАПП А. И. Черненко». Лирический герой провозглашает, что спастись от бездны можно только «отрастив себе крылья идеи»:
Надо гордо над бездною реять,
С буревейностью юной души.
Надо верить в крылатый завод… (№ 1. — С. 4).
Любовный сюжет поэмы вплетается в «производственный»: на заводе лирический герой встретил свою возлюбленную, Марию. Даже во время свидания они не забывают о заводе, он их влечет, как некий маяк. Герой поэмы признается:
Мария, я тебя люблю!
Как жизнь, как волю, как заводы!
Апофеозом смысла поэмы является шестой стих:
Я факел радости зажгу,
О, жизнь, борьба, завод, Мария!
Третий номер «Факела» открывается подборкой стихов, в которой доминировала «производственная» тема: «Что ты, сердце мое, так тревожно стучишь…» Н. Золотухина, «Пролетарий» С. Ленского, «Мы молоды, вчера держали молоты…» П. Коростелева, «Кто железом был с детства выкрещен…» Захара.
Однако поэзия альманаха не была однообразной. Откликаясь на «злобу дня», поэты писали о революции («Рождество Октября» Евг. Ефремова, «Пускай без солнца длинен путь» Н. З.), о крестьянском труде («Мужицкий сказ» Евг. Ефремова, «Эй, пахарь!» В. Темного), о городе («Колокольцами день звенит…» Н. Сказина), об отказе от Бога и новой религии («Наш храм» С. Ленского), о настоящем грядущем («Дым панихид» Н. Лубнина). Были попытки и жанрово разнообразить поэзию «Факела». На его страницах даже была напечатана «Песня матери» А. Кальянова с подзаголовком: «Опыт рабочей колыбельной песни».
О Н. Лубнине «Факел» писал: «Пять лет тому назад умер от недоедания никому не известный 22-летний юноша, петроградский студент Н. Лубнин… По нескольким приводимым нами здесь отрывкам из его поэмы «Дым панихид», читатели увидят, сколь крупную в лице молодого поэта величину загнала смерть так рано в могилу.
Н. Лубнин принадлежал к плеяде крестьянских поэтов и был поклонником Клюева, Есенина и др., но, судя по этим отрывкам, ясно, что он перешагнул их и далеко ушел вперед» (№ 3. — С. 4).
И в самом деле, Н. Лубнину с большей художественной силой, нежели его товарищам по цеху, удается сказать правду об эпохе и выразить свое отношение к настоящему.
И все же
В кровяном дыму я,
В кровавом зареве проклятий,
след и смертей,
В могильном смрадном тумане —
Ожил,
Пришел к солнечной грани
И вижу: там, на границе печалей.
Минуя
Капище мертвых тел,
Над баррикадами из мяса и стали,
Восходит звезда — в высоте… (№ 3. — С. 5).
По мастерству поэтического слова среди стихов «Факела» выделяются стихотворения Н. Сказина «Помним, горели в экстазе…» (№ 2), «Колокольцами день звенит…» (№ 3). На фоне прозы обращает на себя внимание и миниатюра Н. Сказина «Хутор Тишина» (№ 2).
Прозу «Литературного понедельника» отличают актуальность тематики и проблематики, жанровое разнообразие: роман, повесть, отрывки из которых представлены в издании, рассказ, сказка («Волжские сказки» Н. З-н в № 1, 3), «психологический этюд» («С того берега» В. Темного в № 3), миниатюра-зарисовка («Хутор «Тишина» Н. Сказина в № 2, «Манчжик-Ишка» Д. Крембилова в № 3), «юморески из действительности» («Факел среди читателей» А. Павлыча в № 3). Разные ситуации современной жизни привлекают сотрудников «Факела»: защита завода от белогвардейцев, что сам автор определил более красноречиво как «белые гады у завода» (отрывок из романа А. Никчемного «Борьба на заре» в № 1); встреча двух братьев Удаловых во время боя красногвардейцев с белогвардейцами, закончившаяся смертью одного из них от руки другого (рассказ «Встретились…» Д. Крембилова в № 2); встреча в поезде слепого и рабочего и ночной разговор (отрывок из повести «Несовместимое» В. Сидоренко в № 3); крещенье Улицы», которое испытывает на себе маленькая девочка, брошенная матерью (рассказ «О маленькой Вере» Е. Юрина в № 2) и др.
Авторы статей в альманахе, посвященных современному искусству, едины в своем неприятии «старого» и утверждении «нового». Е. Клетский в статье «О пролетарской литературе» говорит о том, что она сама является «орудием классовой борьбы»: «Зараженная буржуазным ядом литература» не могла удовлетворить рабочий класс. Пролетарское же искусство является «наиболее сложной формой человеческого опыта» (№ 1. — С. 4). Что ж, с этим утверждением трудно не согласиться в свете только что рассмотренных произведений.
Е. Клетскому вторит автор заметки «К возрождению русской литературы», помещенной во втором номере под криптонимом Е. Е.: «Новые ростки молодых и свежих литературных направлений» «кипят энтузиазмом», «нащупывают новые пути литературного творчества, выявляющего классовую мощь и силы пролетариата» (№ 2. — С. 4).
В критических заметках В. Сидоренко рецензируется журнал «Электрификация мысли», выпущенный Хоперской ячейкой пролетарских писателей. Критик рекомендует авторам журнала не увлекаться формой, а овладевать содержанием» (№ 2. — С. 6) и призывает их «упорно учиться, работать, чтоб дойти до вершины».
В 1923 году десятитысячным тиражом — необычно высоким для провинциального издания — вышел другой альманах писателей Царицына «Ярь», который моментально разошелся и в провинции, и в столице. На обороте его обложки нарисован силуэт аэроплана, на котором написано, что писатели отказались от гонорара и что «часть чистого сбора поступает на усиление российского красного воздушного флота».
Авторы в альманахе все те же, тематика произведений и их недостатки — тоже. Но при всем художественном несовершенстве опубликованных произведений, а порой и просто их наивности, альманах «Ярь» очень хорошо передает то массовое сознание, которое было свойственно человеку 20-х годов, пытавшемуся выбиться на литературную стезю. Пожалуй, наиболее показательно в этом плане стихотворение «РКСМ» Н. Сказина, который вскоре стал членом ЦАПП:
Наливаются мускулы сталью,
В голове колесятся думы:
Дети в труде вырастают
Поколением смелым и умным.
Плечи, как крылья, все шире,
Взгляды острей и острей.
Мы — железобетонные лирики —
Рождены в социальном костре.
Вот эта «железобетонная лирика», рожденная в «социальном костре», и представлена на страницах альманаха. Его лирический герой, при всех авторских различиях, очень един по социально-психологической сути. Выступая, как это было свойственно революционной эпохе, от лица коллектива строителей новой жизни, он гордо заявляет о своей приверженности победившему строю («Весеннее» Н. Золотухина). Он рассматривает себя как провозвестника новых «грядущих мильонов», призванного «жизнь радостью и солнцем озарить» («Я не один» П. Стукалова).
Участники альманаха осознают себя не только носителями новой идеологии, но и творцами принципиально новой художественной культуры, рожденной в горниле заводского труда. В качестве идейного и эстетического кредо такой культуры и поэзии можно рассматривать стихотворение Н. Золотухина «Мы»:
Вы знаете, как громозвучны
в заводах станки,
Как гогочут орудия
многодюймовки?
Это но то, что шушуканье
нежных ракит!
Это не то, что в комнате
стук мышеловки!
Нам ли,
Железным,
Мятежным,
Как племени
Знамя,
Лить
Тихоструйные песни,
Если
Дым закоптил нам глаза,
Если
Голод нам мускулы гложет…
Как вселенная, мы безграничны
и чужды нам нормы!
Дерзость и правда наш пламенем
путь озарили!
Город и труд скроили
Наши мотивы и формы!
Как видим, «мотивы и формы» ранней царицынской поэзии «скроили» город и труд. И это четкая эстетическая декларация, в которой нет места «тихоструйным песням», нет места поэзии крестьянской. Об этом заявляет и С. Ленский в стихотворении «Грохот вагранок люблю я…», и тот же Н. Золотухин в другом стихотворении, в котором искони крестьянские образы предстают в причудливом метафорическом переосмыслении:
Цветет завода луг чугунный
Мазутом огненных цветов,
И звуки песни многоструйной
Идут от дерзостных котлов.
Альманах «Ярь» дает возможность судить о разнообразии творческих манер, характерных для послереволюционных лет. Здесь наряду с лирикой «трудового сознания», тяготеющей к наивно-материалистическому восприятию мира, представлена и символико-аллегорическая литература, получившая в это время достаточно широкое распространение. Таковы, в частности, отрывки из поэмы «Утро вечное», подписанные именем «Захар». Здесь каждая фраза и каждый образ пронизаны аллегорией. Вот, «как всегда, иссиня-черными крыльями полыхнула Надмирная Птица: Огромная Юла задымилась утрохолодными туманностями». И город начинает просыпаться: «Привычным движением взметнулся на массивные лапы и мощным взрывом энергии могуче загудел сердцем».
Действует в этой поэме и условный поэт Юлий Зар — Солнечный ирогуберанец, который мечтает писать о любви.
Причем это «революционное» словотворчество, демонстрируемое неизвестным «Захаром», находит и теоретическое оправдание в заметках Н. Сказина «О сказуемом слове», которые публикуются под рубрикой «Из блокнота». Однако, поддерживая футуристический изыск, Н. Сказин одновременно полемизирует с теми литературными течениями, которые отстаивают приоритет искусства над действительностью. «Недавняя истина — искусство творит красоту, — заявляет Н. Сказин, — более (т. е. после революционных событий 1917 года. — В. С.) не является формулой художественного творчества. Искусство переросло мертвый круг определившей его схемы понятий и тех, кто подобно имажинистам, не вышел из него по причине классового психологического недомогания».
Куда исчез после этого царицынский «теоретик», столь решительно ставивший классовый «диагноз» литературе, неизвестно. Но уже в конце 1923 года имя его в числе членов ЦАПП отсутствует.
Представлена в альманахе — тоже рожденная эпохой раскованной энергии — так называемая «рубленая» проза, крепко сдобренная натурализмом. Таков, например, роман «Заревая борьба» А. Черненко. Нот, к примеру, эпизод битвы рабочих одного из заводов с «белыми шакалами», которые расстреливают отряд из пушек:
«Один снаряд брякнул в отряд Брызгалова, плотного матроса; полыснул огнем и глиной. Одна рука вмазала всей пятерней по харе Брызгалова.
— Ишь, стерва!
Масляным рукавом размазал по скуластым щекам клейкое. Поднял руку.
— Кажись, Федькина рука-то.
— Она… — прошипел с земли уцелевший рабочий.
— Надо прекратить… Переслать Матрене.
Сунул за пазуху. Протиснул глубже.
— Стремь, братва!»
Под рубрикой «Критика» в альманахе публикуется рецензия, подписанная инициалами Н. С. и принадлежащая, по всей вероятности, Н. Сказину, на литературно-художественный сборник так называемых «эмоционалистов» «Абраксас», выпущенный в 1923 году в Петрограде под редакцией М. Кузмина и А. Радлова. Течение это, которое рецензент относит к декадентским, подвергается им негативной оценке за абсолютизацию эмоционального начала.
3
С сентября 1923 года Царицынское отделение Всероссийской Ассоциации пролетарских писателей начало издавать двухнедельный литературно-художественный журнал (значительное место в нем занимала реклама) «Пламя», редактировали который А. Черненко и Н. Золотухин. С третьего номера добавился новый редактор — Н. Никитин. В 1925 году редакторами были А. Черненко и М. Щербаков, а с девятого номера остался только последним.
Редакция журнала размещалась на площади Свободы в клубе Третьего Коминтерна. Рассчитано издание было главным обрати на рабочих, которые призывались «принять активнейшее участие в строительстве своего журнала».
Лозунгом своей деятельности журнал избрал слова Л. Троцкого, цитируемые на обложке первого номера журнала: «Нам нужно научиться хорошо работать — точно, чисто, аккуратно. Нам нужна культура в работе, культура в жизни, культура в быту… Нет такого рычага, чтобы сразу поднять культуру. Тут нужен долгий процесс самовоспитания рабочего класса, а рядом с ним и вслед за ним и крестьянства». Здесь же, на обложке, журнал выражал солидарность с этой программой: «Редакция журнала «Пламя» поставила перед собой задачу дать именно то, о чем говорит т. Троцкий: культивировать жизнь и быт трудящихся, указать пути, как стать культурным, образованным, пролетарским интеллигентом и научиться видеть и понимать жизнь во всем ее многообразии».
Первый номер журнала открывался портретом Ленина, сделанным в августе 1923 года (в кресле-каталке), который сопровождался следующей текстовкой: «По самым последним сведениям, здоровье т. Ленина улучшается: он получил способность двигать парализованной ногой и ходит уже без посторонней помощи, кроме того, врачи разрешили ему читать телеграммы — есть надежда, что в момент, когда нам придется принимать ответственные решения, мы будем пользоваться советами и указаниями Владимира Ильича». Судя потому, что вождя большевизма через несколько месяцев не стало, воспользоваться его «советами и указаниями» редакции «Пламени» едва ли удалось.
Передовая статья первого номера журнала «Наши задачи» формулировала программу издания так: Классовая борьба переместилась с полей битвы в область идеологии. «Здесь капитал готовится дать коммунизму решительное сражение. Он уже кует черные стрелы и, отравляя их ядом своей разлагающейся идеологии, ехидно бросает в рабоче-крестьянский стан». Буржуазия стремится «отравить своим ядом социальный организм рабочего класса, и борьба на этом фронте будет самая жестокая, отчаянная… Ассоциация Пролетарских писателей города Царицына это поняла и решила принять активное участие в борьбе, заняв свою позицию со стороны революционного пролетариата.
В своем журнале «Пламя» мы ставим перед собой ясную и твердую задачу. Ярким светом простых, правдивых, но художественных образов, присущих мышлению и восприятию рабоче-крестьянских масс, мы будем настойчиво и неустанно освещать путь героическо-революционной борьбы; кропотливо, но неуклонно собирать отдельные лучи пролетарского революционного подвижничества, рассеянного, но сверкающего молниеносными искрами коммунизма в его хозяйственном, культурном и бытовом зодчестве, и вплетать эти лучи в заревое пламя коммунистической мысли».
Содержание «Пламени» было довольно разнообразным. В его структуру входили политико-экономический обзор «За две недели» или «Панорама событий» (со второго номера), который делился на две части: «Жизнь СССР» и «Иностранное обозрение» (позднее — «По СССР» и «За рубежом»), разделы «Искусство», «Рабочий университет», «Вопросы быта», «По Нижнему Поволжью», «Физическая культура», «Рабочая книга», в котором рецензировались книги, необходимые, по мнению редакции, рабочему, «Самообразование». Редакция постоянно знакомила своих читателей, которые «не в состоянии следить за иностранной литературой», с произведениями зарубежных авторов, с их биографиями и портретами (Эптон Синклер, Анатоль Франс, Анри Барбюс). Был в журнале «Детский уголок», в котором помещались стихи, короткие рассказы, рекомендации по воспитанию детей, письма юных читателей. Публиковались и материалы (с довольно экспрессивными иллюстрациями), представляющие собою политическую сатиру, способствующие выработке у детей мировоззрения. Интересна в этом плане сатирическая интерпретация, политический перифраз сказки «Репка». Называлось это стихотворение «Советская репка». Вот ее содержание:
— Сидит не на месте, совсем нелепо
Красная репа.
Вырвать ее отсюда! — сказал
Толстый дядя Капитал.
Тянет-потянет он, пыжится,
Красная репа не движется.
Кличет дядя тетеньку контрреволюцию:
— Не могу ж одни тянуться я!..
Тянут-потянут, да репка крепка!
Кличут они на помощь меньшевика.
Тянут-потянут репку втроем —
Не идет репка ни по чем!
Свистнул дядя: «Эй, пес-саботаж!
Помоги нам, сделай милость, уважь!»
Ухватились они друг за дружку цепко,
Как вырвется вдруг красная репка,
Только раз ей дунуть и пришлось —
Полетели все старатели врозь (№ 7. — С. 15).
Чтобы сделать журнал действительно рабочим, редакция решила создать «широкую редакцию, в которую, как информировал второй номер журнала, будут входить рабочие от каждого крупного предприятия по одному». В передовой статье второго номера «Художественная литература и переустройство быта» журнал определял задачи пролетарской литературы. Среди них на первый план выдвигалось освещение рабочей семьи, культурной жизни, борьба с вековыми предрассудками и мелкобуржуазной идеологией. «Простые, но художественные живые картинки и образцы рабоче-крестьянской жизни, представляющие из себя сколки с живой неподкрашенной повседневной действительности, встанут перед взором пролетарского разума как искусно созданные модели быта трудящихся, по которым всякий интересующийся рабочий и крестьянин может изучать оригинал — свой быт, свою жизнь.
Одновременно художественная литература будет нести пролетариату яркий свет могучих идеалов грядущего коммунизма и тем самым вдыхать в него живую освежительную струю энергии, необходимой для борьбы и творчества».
Здесь же как на образец такого рода литературы редакция указывает на публикуемый во втором номере журнала рассказ Марка Колосова «’Тринадцать», в котором описывается жизнь тринадцатилетнего подростка Ваньки.
С третьего номера в журнале была создана «Литературная студия». Ее целью являлась подготовка пролетарской интеллигенции, без которой, по мнению редакции, была немыслима перестройка культуры. В статье «Задачи студии» журнал заявлял: Искусство — это величайшее оружие воспитания — особенно бережно лелеялось буржуазией и особенно бережно отгораживаюсь от творческого в нем участия пролетариата. Искусство в руках буржуазии было одним из могущественнейших орудий классового господства. Художественное творчество было делом лишь особо избранных «гениев и талантов», особой касты жрецов с высокой квалификацией. …Искусство только тогда станет нашим орудием, не менее мощным, чем оно было, когда в него войдет непосредственно сам пролетариат. Тут ему помочь никто не может. Все сверху до низу мание искусства должно быть занято и пропитано рабочим, пролетарским духом» (№ 3. — С. 9).
На страницах «Литературной студии» встречались и откровенно беспомощные строки, но зато пропитанные пролетарским духом:
В наших шорах нет отныне
ни боязни, ни тоски,
развернуть теперь должны мы
силу мозга и руки.
Конст. Аргальский. Подруге
А когда грозно гудки
режут небес грани,
в моей утренней груди
горит пламя дерзаний.
Ян Горбушин. Утренней зарей
В этой беспомощности нет ничего удивительного, так как и стихи одного из редакторов журнала — Н. Золотухина — тоже были весьма далеки от художественного совершенства («Волжанка» — № 4, «Гимн Октябрю» — № 5, «Из песен о себе» — № 6).
Теоретическая программа «Пламени» была весьма эклектичной. Поклоняясь ленинскому лозунгу классовой культуры, редакторы журнала публиковали и статьи прямо противоположного свойства. Так, статья Л. Троцкого «Чтобы перестроить быт — нужно познать его» (№ 3) выдвигала положения, которые были далеки от культурнической позиции журнала, ориентирующегося в своей практике на художественные ценности рабочего класса. «Главный исторический фактор, — писал в этой статье Л. Троцкий, — экономика, но воздействовать на нее мы, Коммунистическая партия, мы, рабочее государство, можем только через рабочий класс, непрерывно повышая технику, культуру и квалификацию его составных элементов. Культурничество в рабочем государстве служит социализму, а социализм означает мощный расцвет культуры подлинной, внеклассовой (курсив мой. — В. С.), человеческой и человечной» (с. 11).
Об этих словах Л.Троцкого журнал вспомнил в восьмом номере, призывая читателей «к активной и решительной борьбе за всеобщую грамотность», к тому, чтобы неустанно искать «волшебный ключ от чертога коммунистической культуры». Однако искался он в соответствии с идеологией времени только в рабоче-крестьянской среде. Тематика и поэзии, и прозы была однообразной. Очень широко воспевалась победа Октября: Василий Пила «Итоги Октября», Николай Золотухин «Гимн Октябрю», А. Павыч1 «Красный Октябрь», Н. Власов-Окский «Разрушители- творцы», И. Стукалов «Октябрь» и др. Много материалов было посвящено жизни рабочих, в особенности тяжелых профессий, таких, как грузчик, шахтер, кочегар: С. Ленский «В шахте», В. Александровский «Грузчик», Ян Горбушин «Грузчики», Акоп Акопян «Кочегар» (пер. с армянского Мих. Юрина), И. Стукалов «В мартеновском цехе», В. Соловьев «Комсомольская кузница», С. Ленский «Песнь старика-кузнеца», Н. Никитин «Рудокопы» и др.
Часто публиковались бытовые зарисовки, нечто вроде поэтической физиологии нравов: П. Коростелев «Папиросник», А. Соколов «Угольщик», Ник. Алексеевский «Булочник». А также стихи на антирелигиозные темы: В. Темный «А что эти люди в длинных одеждах…», С. Л. «Продналог на тысячу процентов» и др.
Лирика как таковая практически отсутствовала. А о той, которая публиковалась в «Пламени», могут дать представление строки из стихотворения Н. Никитина «Пой смелей, кобзарь!»:
Взошла заря над нами,
восстал титан…
Наш железный стан
сеет ураган
кровавых гроз…
Стройными рядами
бет слез,
бет тоски,
бет нытья,
без молитв —
мы шагнем
в лучезарные дали.
И в угаре
отчаянных битв,
в знойной музыке
смерти,
и крови,
и стали,
даже в первом
могучем ударе
мы скуем.
запалим
нашу радость,
наш союз трудовой,
и в грозе зоревой
скрасим пятна грехов
с прошлой были седой…
Мы, ведь, новь!..
Мы — любовь!..
Мы — сама
солнцеликая младость!
Из лирико-эпических произведений можно выделить поэму В. Темного «В черном тумане» (№ 7—8), рассказывающую о трагической любви Вани и Маши, работавших у заводчика. Заводчик осквернил Машу, а Ваня отомстил ему, перерезав горло. Но и сам погиб от «сторожевской нули». Из прозаических — рассказ П. Ярового «Грузчик», в котором поэтизируется широкая, мигутная фигура волжского грузчика, человека открытой души, то есть предпринимается попытка создания национального характера.
Несмотря на то, что журнал только становился на ноги, он быстро приобрел популярность в рабочей среде и общероссийскую известность. Тираж его (семь тысяч экземпляров) быстро расходился. «На многих царицынских заводах, — как свидетельствуют исследователи, — рабочие выносили единодушное решение: всем как один подписаться на журнал «Пламя»… Подписка на него поступала со всех концов страны»1. Да и принимали участие в нем не только царицынские авторы, но и из других городов: Мих. Юрин (Тифлис), А. Соколов (Москва), В. Кириллов (Москва), Е. Ефремов (Москва) и др.
Как бы подводя итоги первого года существования журнала, царицынский рабочий-деревообделочник Быков посвятил «Пламени» следующие строки (№ 7):
К тебе от пашни, от станка,
от шахты сумрачной и душной
уже протянута рука
с приветствием единодушным,
К тебе на зов идем, идем;
ты путь нам кажешь в жизни новой.
Твоим живительным огнем
сожгем позорной тьмы оковы.
В 1924 году «Пламя» выходит в обновленном виде: расширяется его содержание, появляются новые рубрики, характер издания определяется как «литературно-художественный, общественно-политический и научно-популярный рабочий семейный журнал». Адрес редакции: улица Урицкого, дом № 12. Среди задач, которые ставит перед собой журнал в новом году, — «вести беспощадную борьбу на идеологическом фронте с гнилой, умирающей культурой буржуазно-мещанского общества», освещать «все стороны современной жизни».
В журнале, открывающем 1924 год, от имени Ассоциации пролетарских писателей Царицына выражалась надежда на «широкую любовную поддержку самих трудящихся масс», «на сочувствие и участие подрастающих резервов — рабоче-крестьянской молодежи». В единении с этими силами мы сумеем зажечь наше «Пламя», и оно рассеет хотя бы часть надвигающихся на нас темных сил буржуазной культуры».
Борьба с буржуазной культурой и за молодое пополнение пролетарского происхождения ведется в журнале настойчиво. Уже в третьем номере была помещена статья «Общество старых большевиков в нашей литературной политике», в которой напоминалось, что художественная литература является «важным орудием воспитания масс в том или ином направлении», подчеркивалась «необходимость намечения и твердого проведения четкой и выдержанной литературной политики» и выдавалось всем сестрам по серьгам: «Основным кадром литературно-художественных сотрудников большинства наших партийно-советских журналов и издательств являются либо явно чуждые нам осколки буржуазно-дворянской литературы типа Ходасевичей, Волошиных, Бальмонгов и К-о… либо неустойчивые мелкобуржуазные писатели, так называемые «попутчики», более (Пильняк, Эренбург, Никитин и г. д.) или менее (Всеволод Иванов, Зозуля и т. д.) чуждые идеологии и психике рабочего класса» (№ 3. — С. 43). Далее перечисляюсь те, кто морально и материально поддерживает эти «группировки». «Этих писателей защищают в печати (ст. т. Троцкого о партийной политике в искусстве, предисловие т. Бухарина к Хулио-Хуренито» Эренбурга, примечание редакции «Известий» к фельетону Пильняка «Лондон», ст. т. Воронского «Искусство как познание жизни» в «Красной нови» и т. д.). Эти писатели иногда даже выдаются за поэтов революции (ст. т. Осинского и Коллонтай об Ахматовой)» (№ 3. — С. 43).
Особое внимание журнал уделяет подготовке молодых литераторов. С этой целью в рубрике «Литературная студия» начинают печататься материалы, анализирующие стихи авторов студии. В разделах «Почтовый ящик», «Кому что нужно знать» — ответы литрам, в том числе и советы начинающим.
К прежним рубрикам журнала в 1924 году добавляются такие, как «Весь мир» (в добавление к обозрению «Панорама жизни»), «Наука и техника», «Литературная хроника», «Гигиена и здоровье рабочей семьи», «Дом и хозяйство», «Красный смех» (сатирический раздел), «Шахматы» (в некоторых номерах вместо этой рубрики другая: «Задачи, шарады, загадки»). Журнал приобретал все более универсальный характер, обусловленный его воспитательной и образовательной функциями, а также направленностью: «рабочий семейный журнал».
В рубрике «Весь мир» публикуются новости из-за рубежа, однако эти новости имеют ярко выраженный политический смысл. Так, например, в № 4 была помещена следующая заметка: «На улице Нью-Йорка одним из полисменов был задержан мальчик, Лев Гранов, в карманах которого были найдены брошюры коммунистического направления. На допросе он заявил, что в Америке свобода только для богатых. Он оказался лидером союза юных коммунистов от 7 до 11 лет. Дело Гранова назначено к слушанию в суде малолетних» (№ 4. — С. 58).
Начинают выходить тематические номера «Пламени», посвященные смерти и дню рождения В. И. Ленина, «кровавому воскресенью», Парижской коммуне, первомайскому празднику. Так, единство апрельскою номера (; 7/15) проявляется в том, что ленинской темой объединены поэзия и проза журнала, его статьи и иллюстрации. Недавняя смерть вождя определила и тональность художественных произведений: стихотворений И. Соловьева «Ленинцы», В. Темного «Его памяти», Я. Шулькина «Этой смертью до самых глубин…», А. Винокура «Нет, не поверю», Макара Пасынка «Ленин», И. Валяло «У могилы», рассказов В. Темного, «С жалобой», Вл. Соловьева «За Ленинскую».
В номере публикуются воспоминания Бонч-Бруевича о покушении на Ленина в 1918 году («Легенда о Ленине»), статьи А. Львова-Рогачевского «Ленин и будущее русской литературы», А. Исбаха «Ленин в художественной литературе».
Восьмой номер, вышедший в апреле, посвящен новому празднику, пришедшему на смену пасхе, как пытаются в этом уверить авторы «Пламени». Целая полоса отведена под материалы такого рода «Пасха и 1 Мая», «Жил ли Христос?», «Религия и наука», «Не Пасха, а Первое мая» и др. В частности, в одном из этих материалов говорится: «Пасха — праздник весны, праздник пробуждающейся от зимнего сна природы. Христианство заимствовало его из иудейской религии, где он был днем жертвоприношения первого снопа с жатвы хлеба» (№ 8. — С. 114).
Формирование нового сознания у читателей осуществляется и в художественных произведениях журнала, в рассказе Алексея Волжского «На Пасху» (сатирическое изображение бывшей купчихи Крутихи и игумена), в стихах Игнатия Коренева «Дань весне», Николая Владимирского «Весеннее», Евг. Ефремова «Весенняя песня проводов» и др. Лирический герой И. Коренева отдает свою «дань» весне:
Я после дня, в часы прохлады,
Когда к лунно, и свежо,
Спешу в ячейку для доклада,
Иль в мой, испартовский, кружок (№ 8. — С. 115).
Среди нововведений журнала в 1924 году можно выделить и то, что целая полоса отводится под стихи одного поэта. Так, в № 9 (17) в рубрике «Наши поэты» печатается подборка стихотворений Якова Шведова с фотографией, позволяющая составить целостное впечатление о его творчестве. Уже названия стихов свидетельствуют о тематических предпочтениях Я. Шведова: «Весенняя токарная», «В гараже», «Песня», «Весенняя литейная», «Веселый гармоньщик», «Точкой до точки», «Покосная».
И хотя в стихотворении «В гараже» лирический герой признается, что на деревне его ждут ребята, «на полях давно тоскует мать» —
Почему — не знаю.
Но люблю и… радиатор
У автоокалеченных паять,
однако это признание кажется декларативным, т. к. стихи о деревне Я. Шведова — искреннее, органичнее для него. Ведь даже воспевая завод, он прибегает к образам из деревенской жизни:
В кузне дымной, близ горнов у кузнецов
Ручники лукавые кукуют…
Или: «подметают метлы стружки в стадо…»
А другое признание убеждает больше всего:
…Резал лапы — колючие колья,
Плел корзины из веток тугих,
Л теперь я душистою смолью
Клею, мажу веселый стих…
Тянет скинуть штиблеты с носочками
И с зарницей вставать поутру.
Хоть в стихах, но от строчки до строчки,
Я останусь всегда смолокур («Точкой до точки». № 9. — С. 135).
Сквозными героями поэзии и прозы журнала предстают люди труда: прачка (стихотворение Малина «Прачка»), грузчик (рассказы А. Волжского «Грузчики», А. Черненко «Пашка Крюков», шахтерка (стихотворение С. Ленского «Шахтерка»), маляр (стихотворение А. Соколова «Маляр»), кровельщик (стихотворение Я. Шведова «За работой») и др. В стихах «Прачка» и «Шахтерка» воспеваются крепкие женские мускулы:
Что за мускулы — на диво!
Что за крепость в кулаках!
Нот бы барыньке кичливой
Да помериться с ней силой —
Разуважила бы — страх (№ 4. — С. 51).
Проза журнала в большинстве своем представляет собой зарисовки из жизни. Основу рассказов составляют достоверные факты, однако действующие лица их героизируются. Так, в рассказе С. Семеренко «Потомственный пролетарий» Михайло Молотов раскрывается как былинный герой, наделенный недюжинной силой. «Эх, работнугь, чтобы знали, которы мы есть» (№ 4. — С. 52). Сказочного героя напоминает командир отряда в рассказе Дм. Куракина «В сибирских лесах (Из колчаковских походов)» (№ 1).
Среди прозаических произведений «Пламени», опубликованных в 1924 году, обращают на себя внимание маленький сатирический рассказ М. Зощенко «Неизвестный друг», опубликованный в рубрике «Красный смех» и рассказ С. Подъячева «Неприятность», в котором авторская позиция не выражается столь однозначно, как в других произведениях, а также проявляется стремление писателя создать психологически убедительные характеры, в чем ему помогает опора на традиции русской классической литературы (в частности, опыт А. Чехова).
В 1925 году вышло восемь номеров журнала. «Вступая в третий год издания журнала «Пламя», — декларировала редакция, — мы считаем нужным отметить, что нами предприняты крупные шаги для улучшения журнала. Кроме целого ряда технических усовершенствований: улучшение качества бумаги, техники и печатания и изготовления клише, в начале этого года редакция установила тесную связь с рабочими-читателями. Для этого создана широкая редакция журнала «Пламя» из представителей фабзавкомов, месткомов, рабкоров и авторов-рабочих… При участии широкой редакции нами уже предпринят ряд мер перестройки некоторых отделов журнала, по увеличению более интересного фактического материала…»
В «Пламени» 1925 года исчезают некоторые прежние рубрики («Детский уголок»), рубрика «Практика самообразования» заменяется «Рабочим университетом», а на смену «Гигиене и здоровью» приходит «Физкультура». Расширилось количество материалов под рубрикой «Наш быт». Появились новые рубрики, такие как «Ленинизм», «Красная армия», «Из истории культуры», «Новинки литературы», «Сатира», «Радиорупор». Продолжается традиция издания тематических номеров. В марте вышел номер пятый, полностью посвященный женской теме. Главной героиней поэтических и прозаических произведений номера стала женщина (рассказы «Неугомонная» С. Литковского, «Разрыв» В. Ряховского, «Аборт» М. Октябрьского, «Товарищ Ульяна» М. Осиповича; стихи «Клятва Зайнет» Д. Бедного, «Работнице» В. Соловьева, «День работницы» Н. Дегтярева, «Красные женщины» Дм. Белова и др.). Наконец, международному дню работницы посвящена статья Соколова «На пороге к Октябрю» и все иллюстрации к номеру, открывавшемуся изображением во всю полосу вагоновожатой, посвящены передовой женщине-труженице: «Металлистка», «Грузчица», «Комсомолка».
В прозе и поэзии журнала усиливается интерес к проблемам нового быта, семейной жизни, борьбы с мещанством (рассказы А. Черненко «За что судили Шеста?», Вл. Соловьева «В осенние дни», С. Ленского «Маркей», А. Погонченко «Догадалась» и др.). Среди рассказов «Пламени» за 1925 год выделяется рассказ Л. Сейфуллиной «Письмо», в котором герой его, пастух Семен Петрович Карпушкин, мучительно сочиняет письмо «дорогим товарищам РКИ(б)» «о своей критической жизни». Сам слог этого письма по стилю напоминает произведения А. Платонова, появившиеся позже, «Котлован» и «Чевенгур», как и герой Л. Сейфуллиной похож на персонажей А. Платонова. Это одно из немногих в полном смысле художественных произведений «Пламени».
В журнале усиливается и совершенствуется идейно-политическая и научная направленность. Публикуются статьи Г. Лелевича «Ленин о культуре и литературе» (№ 2), А. Луначарского «Значение искусства с коммунистической точки зрения» (№ 3. — 4), А. Богданова «О художественном наследстве» (№ 5) и др. В рубрике «Научный университет» появляются статьи д-ра Сигая «Человек как живая машина», д-ра Н. Бернштейна «Нервная система и трудовые движения», П. Юльева «Омоложение» (№ 2).
Проблема «человек как живая машина» была заявлена в журнале в 1924 году. В частности в № 3, в рубрике «Научная организация труда» речь шла о «трудовой установке и условном рефлексе» (Н. Бернштейн). Там же был помещен лозунг: «Человек, это машина. Человек, это лучшая из машин. Человек, это машина с самым тонким авго-регулятором мозгом» (№ 3. — С. 43).
Человек как рабочий механизм — это, пожалуй, тот подход, который последовательно реализовался в процессе развития журнала, чем объясняются и его задачи, и своеобразие, и просчеты. Но журнал «Пламя» был «дитя» своего времени!
Журнал «Пламя» пользовался популярностью на родине и приобрел известность за ее пределами.
Продолжение следует
Виталий Смирнов,
первый главный редактор журнала «Отчий край»,
доктор филологических наук, профессор Волгоградского государственного университета, академик Санкт-Петербургской Академии наук
