ОТ РЕВОЛЮЦИОННЫХ ИДЕЙ К САТИРИЧЕСКИМ ШЕДЕВРАМ:СИНКЛЕР ЛЬЮИС И ЕГО НАСЛЕДИЕ

Просмотры 307

К 140-летию со дня рождения Синклера Льюиса

Конкретная личность и ее взаимоотношения с обществом – вопрос, исследуемый в литературе постоянно, во все времена, столь обширен он, многогранен и не предполагает возможности формулирования универсальных ответов на него. И при сем каждая эпоха привносит в эти исследования свои особенности и новизну. Не стал исключением и бурный XX век. Пожалуй, он даже превзошел в этом отношении предшествующие, так как стал веком мировых войн и глобальных потрясений. Он же и обогатил мировую литературу выдающимися мастерами, чье творчество навсегда останется достоянием человечества.

Среди таких мастеров, скрупулезно изучавших человека, его действия, поступки, характеры, мысли, переживания и прославившихся, прочно закрепившихся на литературном олимпе прошлого столетия, особняком стоит фигура американского прозаика, первого в США лауреата  Нобелевской премии по литературе Синклера Льюиса, писателя плодовитого, самобытного, противоречивого в собственном видении мира, во взглядах и суждениях. 7 февраля 2025 года исполняется 140 лет со дня его рождения. А посему давайте и мы из века XXI взглянем на творчество этого крупнейшего мастера реалистической прозы, основательно подзабытого как у себя на родине, так и в нашей стране.

Видный американский писатель двадцатого столетия Томас Вулф в автобиографичном романе «Домой возврата нет» обрисовал своего наставника Льюиса в образе писателя Мак-Харга. У прозаика он выглядит человеком вулканического темперамента, «лихорадочно жизнелюбивым, неугомонно деятельным, всегда натянутым, как струна». Первое впечатление, произведенное Мак-Харгом на героя романа Джорджа, было таково: «Знаменитый писатель был до неправдоподобия уродлив и притом неимоверно измотан, никогда еще Джордж не видел человека до такой степени истощенного… Мак-Харг был тощ, как скелет, притом очень высок». Знавшие Льюиса лично не могли не согласиться с такой внешней оценкой писателя, данной ему его более молодым коллегой-прозаиком.

Синклер Льюис, бесспорно, при всех неоднозначных оценках его творчества, при существенных слабостях, допускавшихся им в ряде произведений, был все же несравненно более крупным художником, нежели считали его критики и литературоведы США второй половины прошлого столетия. В истории американского романа XX века Льюису принадлежит виднейшее место рядом с такими глыбами, как Теодор Драйзер, Джек Лондон, Эптон Синклер, Эрнст Хемингуэй, Фрэнсис Скотт Фитцджеральд, Томас Вулф, Уильям Фолкнер, Джон Стейнбек. Фактически возможно его считать и продолжателем лучших традиций Марка Твена.

В этом же ряду классиков Льюис выделяется и тем, что еще в молодые студенческие годы он воспринял идеи социализма, ради чего, дабы примкнуть, пусть и на непродолжительное время, к социалистической колонии, основанной Эптоном Синклером в Геликон-Холле, он даже в 1906 году прервал обучение в Йельском университете. Впоследствии Льюис усердно читал Бакунина и Прудона, Фейрбаха и Маркса. «Мы должны бороться, чтобы установить социалистический экономический строй», – писал он в одном из писем 1910 года. А через десять лет писатель пошлет свой роман «Главная улица» видному социалистическому деятелю Юджину Дебсу, находившемуся в Атлантской тюрьме. В 1922 году он лично встретится с Дебсом, найдя его человеком «бесконечно мудрым, добрым, снисходительным и в то же время чертовски боевым». Так-то, по всей видимости, создавая лучшие свои книги, романист исходил из убеждения, что капитализм, как говорилось в одной из его статей, – находится в стадии «заката», представляя собою «нечто, вызывающее ненависть и отжившее». Естественно, такие оценки действительности не могли не вызывать нареканий, а позже и откровенно предвзятого отношения к Льюису со стороны большинства критиков, не желавших соглашаться с его оценками существа капиталистического общества, которое он рисовал в крайне неприглядном виде, используя свое сатирическое перо, а сатириком, как известно, он был острым, ироничным, всевидящим. Такое, мягко скажем, недружелюбное отношение к Льюису критиков и литературоведов сохранится и после кончины мастера. В США выйдет немало книг, в которых будут подчеркивать левизну писателя. Но, справедливости ради, во всех отношениях левым художником, а уж тем более социалистом, не говоря уже о том, что и коммунистом, Льюис никогда не был. Более того, известно и прохладное отношение писателя ко всякой организации, дисциплине, общественным движениям, в независимости от знамен, под которыми они возникали и действовали.

Один из крупнейших мастеров реалистического романа XX века, Льюис, видевший уродства капиталистической системы тесно переплетенные с несправедливостью, ложью и злом, в действительности страстно клеймил пороки американского буржуазного мира. Он чувствовал, что антигуманность капиталистического общества, паразитизм господствующего класса, зловещее нарастание в США фашистских тенденций свидетельствуют о невозможности «жить по-старому».

Однако до конца воспринять социалистическое мировоззрение Льюис не смог, и здесь таится основная причина его многолетних идейных шатаний, помноженных на чувство одиночества, так как действенного контакта с передовыми людьми США он установить не смог. К тому же на протяжении большей части своей творческой жизни писатель не находил в себе достаточных внутренних сил, чтобы полностью преодолеть привычную зависимость от требований книжного рынка. Даже лучшие свои книги ему в какой-то мере приходилось приглаживать, дабы не вызывать ожесточенных нападок прежде всего со стороны издателей.

И в то же время писатель был последовательным приверженцем реализма в литературе. В речи, произнесенной Льюисом в 1930 году в связи с присуждением ему Нобелевской премии, он говорил о его верности прогрессивным идеям, принципам реализма. Романист безоговорочно осуждал всякие попытки толкнуть литераторов на путь показа американской действительности в приукрашенном виде, то бишь «восхваления всего американского – восхваления наших пороков так же, как и наших добродетелей». Он настоятельно утверждал право и обязанность писателей «изображать жизнь такой, какова она есть». Следовательно, его творчество не было фрагментарным, напоминавшим собрание этаких «моментальных фотографий». Не был он и журналистом, пускай даже «высокого класса», как хотелось бы некоторым представить. И, что самое главное, – не потеряли актуальности и книги Льюиса, в свое время расходившиеся миллионными тиражами, привлекая внимание читателя злободневностью тематики и сатирическим характером их написания. Они читабельны и в наше время. Кроме того, для понимания коллизий американского общества рубежа 20 – 40-х годов прошлого века, романы Льюиса можно считать программными, отвечающими на многие вопросы, требующие и сегодня своего современного осмысления.

По сути Льюис являлся великолепным летописцем своего времени. Его всегда занимал вопрос о необходимости передачи в произведениях примет современности, ее колорита и общественного климата. При этом он старался избегать больших философских проблем своей эпохи, равно как и серьезно задумываться над перспективами развития всего человеческого социума. Эти глобальные вопросы в творчестве романиста практически не просматриваются. Но это обстоятельство не говорит и о том, что романы Льюиса были поверхностными и сводились к элементарному описанию быта и мелких страстей. Нет. Писателя интересовали судьбы конкретных героев и на их описании он и строил канву своих повествований. А судьбы эти, надо сказать, складывались по-разному. Порою, убеждал Льюис читателя, общество поощряло дурные наклонности человека, – лживость, стяжательство, тщеславие, за счет которых человек делает карьеру, как в «Элмере Гентри» и «Гидеоне Пленише». Иногда льюисовские персонажи стремились быть независимыми и бунтовать, но общество укрощало эти порывы, как мы и видели в романах «Главная улица», «Энн Виккерс», отчасти в «Бэббите». Но бывало и так, что буржуазный мир был бессильным обуздать бунтаря-одиночку, ставя на его пути всевозможные преграды, что и описывал прозаик в «Эроусмите» и «Кингсбладе, потомке королей». При этом, уделяя большое внимание душевному состоянию героев, Льюис не отстранял их от окружающего мира. Да и психологический анализ он не возводил до заоблачных высот. Потому-то и имели его герои вполне осязаемые облики, доступные для понимания и обобщения.

Принципиально важно и то, что без льюисовских героев, а он, как известно, на передние позиции постарался вывести среднего американца, этакого преуспевающего, но и достаточно ограниченного в духовном плане Бэббита, а таких, как писал прозаик, «30 миллионов, и их власть не имеет себе равных», – невозможно в должной мере представить американское общество тех лет. С этим фактом в последние десятилетия нашего времени, после долгого отрицания весомости творческого наследия писателя, стали соглашаться и современные литературоведы США. А посему, наверное, можно согласиться и с мнением биографа Льюиса Марка Шорера, написавшего: «Он был в числе самых неважных писателей во всей истории современной американской литературы, но без его творчества этой современной литературы в США попросту не существовало бы. Более того, все мы думали бы о себе несколько иначе, если бы Синклер Льюис не написал свои романы».

Вне всякого сомнения, справедлива и многолетняя оценка Льюиса как наиболее яркого писателя разоблачительного толка. В США таких художников называли «разгребателями грязи». Прав был и литератор Т. Уиппл, сказавший: «Льюис был самым лучшим критиком американского общества, потому что он сам был лучшим доказательством того, что его обвинения справедливы».

Звезда писателя во всю силу начала разгораться чуть более ста лет тому назад, и двадцатые годы минувшего века стали порой взлета льюисовского дарования, до которого он, как полагают некоторые исследователи его творчества, никогда больше не поднимался. Хотя в литературу Льюис пришел значительно раньше. Первая книга прозаика – повесть для детей «Хайк и самолет» — увидела свет еще до Первой мировой войны. Но те годы были для писателя периодом ученичества и поисков тем, а одновременно и литературного ремесленничества, которым он вынуждено занимался ради элементарного заработка.

Двадцатые годы не были для Льюиса простыми. Создатель беспощадных антибуржуазных сатир, он проводил много времени и в кругу американцев из «высшего общества». Впрочем, чувствовал себя там писатель довольно неуютно. Как писал близко знавший Льюиса В. Шиэн в книге «Дороти и Рыжий», «богатые и весьма светские» американцы издевались над Льюисом «даже тогда, когда по их приглашению он бывал у них дома». Но внешняя сторона жизнедеятельности тем не менее не стала препятствием для его творчества.

Подлинным литературным успехом писателя становится роман «Главная улица», написанный в 1920 году. Он был шестым по счету и первым по-настоящему стоящим и содержательным романом, с которого начиналось зарождение мировой славы Льюиса. Сам же писатель в одном из писем признавался: «Моя литературная карьера начинается с «Главной улицы».

Появление этого романа стало событием не только литературным, но и общественным. Дело доходило до того, что роман обсуждался даже на страницах провинциальных газет, что для американского сообщества тех лет не было характерным. Благосклонно на выход этого произведения отозвались и коллеги-писатели. Льюис получил тогда поздравительные телеграммы и письма от Скотта Фитцджеральда, Джона Голсуорси, Герберта Уэллса и других. А Джон Стейнбек в своей книге «Путешествие с Чарли в поисках Америки» напишет в последствии о том, что роман «Главная улица» сразу же после своего появления вызвал «ожесточенную ненависть» к автору «в его родных местах». Разумеется, ненависть эта не ограничивалась пределами городка Соук-Сентер, где Льюис родился в семье врача, и связана она была не только с «Главной улицей».

«Главная улица» – роман наиболее автобиографичный и в основу его легли воспоминания писателя о родном городке Соук-Сентере, вполне типичном для Среднего Запада, края пшеничных полей, образцовых ферм и пыльных проселочных дорог. «Среднезападный» или «миннесотский» пейзаж и колорит, а также нравы трехтысячного городка Гофер-Прери, описанные в романе, явились в качестве своеобразного зеркала, отображавшего жизнь провинциальной или так называемой одноэтажной Америки, о которой в последнее время нередко упоминают в СМИ, когда речь заходит о политических предпочтениях американцев, отдающих в тех местах свои голоса преимущественно за Республиканскую партию. По сути, главная улица Гофер-Прери – это главная улица большинства городов США тех лет. Естественно, также и с тем населением, точнее его социальными группами, населявшими тогда главные улицы. Посмотреть же на одноэтажную Америку чуть более столетней давности не только интересно, но и полезно. Получается так, что менталитет населения таких городков несильно то и изменился. Во многих чертах он остался прежним. До сих пор там можно встретить людей, подобных главным героям романа Кэрол и Уилу Кенникоту, видоизмененных конечно, но мыслящих, как правило, теми же категориями.

Еще более сатирически к обрисовке американского буржуазного общества, нежели чем в книге о злополучной Кэрол Кенникот, писатель подойдет в романе «Бэббит», увидевшем свет в 1922 году. Вслед за «Бэббитом» последовали и другие, имевшие успех романы: «Эроусмит» (1925), «Элмер Гентри» (1927), «Человек, который знал Кулиджа» (1928). Эти романы станут своего рода путеводителями по «американскому образу жизни», а имя преуспевающего дельца Бэббита так и подавно окажется нарицательным. Хотя, справедливости ради, и к Бэббиту приходило прозрение, и он задавался вопросом: «Делать деньги – сомнительное удовольствие… К чему все это?» Зло, безусловно, заключалось не в самом предпринимателе как таковом, при всей его пошлости и посредственности, а в общественном строе, сделавшим его таким.

Удачно нарисует прозаик и образ виртуоза лицемерия, бизнесмена от религии, преподобного Элмера Гентри из одноименного романа, произносившего проповеди на тему: «Стал ли бы Иисус играть в покер?» и сделавшего духовную жизнь зависимой от финансовых интересов.

Убедительно покажет Льюис в романе «Эроусмит» и зависимость науки от цепкой власти доллара, от причуд и прихотей богатых покровителей, финансирующих изыскания ученых и извлекающих из этих процессов прибыль. И опять мы видим натуру деятельную, энергичную, но, в то же время, Мартин Эроусмит – не преуспевающий делец, стяжатель, ловко наживающийся на окружающих, как Бэббит и Элмер Гентри. Он – человек науки и живет ее интересами. Сам же образ этот, вне всякого сомнения, яркий и положительный. Однако, финал его драматичен. Эроусмит уходит из несправедливого общества, обрекая себя на добровольное отшельничество и утверждая тем самым свою независимость от гнусных хозяев буржуазного мира. К слову скажу и о том, что независимость ученого для Льюиса была тождественна независимости художника. Творческий процесс, считал писатель, не должен кем-либо ограничиваться. Художник, как и ученый, вправе самостоятельно определиться со своими интересами, и никто не должен на него довлеть. Увы… В капиталистическом мире творческая свобода всегда была большой роскошью, далеко не каждый творец был в состоянии ее оплачивать.

Противоречиво воспринималось творчество прозаика и в тридцатые годы. Льюис был обеспокоен событиями, говорившими о том, что и в США есть откровенно профашистские силы. Фашизм же как явление был глубоко чужд писателю. Подтверждением сему служит блестящий роман 1935 года «У нас это невозможно», ставший живым, взволнованным, горячим откликом на появление в США многих претендентов на роль американских «фюреров».

Новаторский роман-памфлет и роман-утопия «У нас это невозможно», действие в котором писатель перенес в близкое будущее, по остроте темы и силе обобщения стал в один ряд с лучшими произведениями мировой антифашистской литературы, такими, как «Успех» и «Семья Оппенгейм» Л. Фейхтвангера, «Самовластье мистера Парэма» Г. Уэллса, «Война с саламандрами» К. Чапека. Сам Льюис незадолго до войны выскажется о необходимости борьбы с реакцией и фашизмом более конкретно, написав статью «Художник, ученый и мир». В ней прозвучит конкретное и принципиальное напутствие: «Большинство художников и ученых должны осознать и во всеуслышание заявить, стоят ли они за тиранию, жестокость и слепое повиновение, или они на стороне своего народа, всего человечества».

В этом увлекательном романе Льюис с безжалостным сарказмом нарисовал тревожную, драматичную и устрашающую картину возможного будущего США. Перед нашим взором предстает сенатор Бэз Уиндрип, демагог, умело играющий на нуждах масс и спекулирующий на низменных инстинктах обывателей. При поддержке крупного капитала (как это и было в нацистской Германии), своим популизмом он завоевывает доверие соотечественников и на законных основаниях становится президентом страны, а по сути дела, – диктатором США. В большой стране наступают смутные времена. «Все пребывали в каком-то постоянном страхе, неопределенном и вездесущем, в непрерывном нервном напряжении, точно в стране, пораженной чумой. Внезапный звук, неожиданные шаги, незнакомый почерк на конверте бросали в дрожь: месяцами люди не разрешали себе спокойно уснуть…»

Примечательна в романе и фигура епископа Пола Питера Прэнга, пользующегося предоставленной ему свободой слова и щедро оплачивающего радиостанциям передачу своих человеконенавистнических, бредовых речей, как и писаний Уиндрипа, облекаемых в псевдодемократические формы. Но в ораторских способностях этим демагогам не было равных. Об этих ухищрениях Уиндрипа Льюис в романе говорит следующим образом: «Он умел драматически заявлять, что он – не «наци» и не фашист, а демократ – доморощенный, джефферсоно-линкольно-кливлэндо-вильсоновский демократ, и (без декораций и костюмов) делать это так, что все слушатели воочию видели его защищающим Капитолий от варварских орд, между тем как он невинно преподносил им в качестве своих собственных заветных мыслей человеконенавистнический и антисемитский бред Европы».

К сожалению, такие популистские и лживые приемы, приводившие в ХХ веке фашистов к власти, а потом эту власть и укреплявшие, и в наше время используются широко и во многих странах. По существу, ничего не поменялось. Люди продолжают оставаться восприимчивыми к лживой болтовне, разбавленной националистическими призывами и обещаниями о счастливой жизни. Пожалуй, наиболее близкие и понятные примеры можно привести, вспомнив о трагических событиях на Украине, значительная часть населения которой обманулась, пойдя на поводу у откровенных националистов и русофобов, винящих во всех бедах своей страны Россию. Ситуация более чем абсурдная, но она, ввиду зомбирования сознания людей, стала возможной. А вот прозрение к большинству украинцев приходить не спешит…

Выводит писатель на страницах романа «У нас это невозможно» и положительного героя, которому сам откровенно симпатизирует. Таким героем оказывается провинциальный журналист либерального толка Дормас Джессэп, человек честный и находящий в себе силы втянуться в политическую жизнь. Но Льюис этот образ рисует слишком преувеличенно и чрезмерно романтично, не жалея красок и теплоты. В итоге он делает журналиста, как представителя здоровых сил общества, бессмертным. На этой ноте заканчивается и роман: «И до сих пор Дормас продолжает свой путь в алом свете зари, ибо Дормас Джессэп не может умереть». Думается, что в этом представлении либерального героя Льюис явственно переборщил. Вряд ли в реальной жизни этакие персонажи, не имевшие внушительной народной поддержки, могли противостоять таким прожженным политическим проходимцам, как Бэз Уиндрип, обладавшим даром массовой манипуляции сознанием. Тем не менее положительный образ в этой истории был необходим, и он сыграл определенную роль в реализации творческого замысла писателя.

Самый же бесплодный в творческом отношении период, усугубленный к тому и идейными шатаниями, пришелся для писателя на вторую половину тридцатых годов. Льюис оказался во власти глубокого идейного кризиса, выражением которого явился роман «Блудные родители», написанный в 1938 году, примерно в то время, когда Эрнест Хемингуэй работал над романом «Иметь и не иметь» и пьесой «Пятая колонна»; Джон Стейнбек находился на подступах к «Гроздьям гнева»; Уильям Фолкнер – к «Деревне»; Ричард Райт писал «Детей дяди Тома»; Томас Вулф трудился над своим замечательным антибуржуазным романом «Домой возврата нет». Вздорность и ложность главной идеи романа «Блудные родители», основная цель которого реабилитировать бэббитов и лягнуть коммунистов, определила его художественную слабость. Он был далек от правды и подлинного искусства, в нем ощущались черты холодного ремесленничества. Следующий роман Льюиса 1940 года «Бетел Мерридей» вообще стал произведением проходным и малоинтересным, подтвердив разговоры о том, что к прозаику пришло время творческого упадка.

Минуло немного времени, и Льюис нашел в себе новые силы, позволившие ему преодолеть тот тяжелейший творческий кризис, в котором он находился. Но и в сороковых годах противоречивость писателя сохранилась. Очевидной была и ненависть писателя к фашизму. Эта ненависть возросла и укрепилась под воздействием настроений, царивших в трудовых массах американского общества в годы борьбы антигитлеровской коалиции против нацистской Германии. О том, что здесь нет преувеличения, говорит, в частности, публицистика Льюиса военных лет. Примечательно также и то, что примерно тогда же писатель выступил со словом резкого протеста против попыток иных литераторов объявить всю американскую литературу критического реализма клеветнической.

Роман «Гидеон Плениш», опубликованный в 1943 году, лежавший в русле книг Льюиса двадцатых годов, был произведением с явным антифашистским началом. Показанный в нем ловкий болтун и демагог Гидеон Плениш связывает свою судьбу с некоей «Гражданской Конференцией по конституционным кризисам» (сокращенно – «Гракон»), с организацией, возглавляемой несомненным фашистом, за спиной которого стоят крупные промышленники и коммерсанты, которые «больше всего боялись революции».

Заметны в романе и расистские настроения Плениша. Поучая молодежь, он заявлял: «Мы являемся высшей расой… некое начало, чье божественное происхождение и сущность должны остаться для нас тайной, предназначило нам править заботливо, но твердо, всеми желтыми, коричневыми и черными ордами». Не от таких ли политических проходимцев проросли корни межрасовых конфликтов, будоражащих сегодня все американское общество? Не такие ли Пленишы сеют и до сих пор в США семена раздора, злобы и нетерпимости к людям с иным, нежели белый, цветом кожи? Как видите, очень многое негативное из недавнего прошлого укоренилось и в американском настоящем.

В этой связи интересно и то обстоятельство, что сын Льюиса Уэллс, вскоре погибший на фронте, высоко ценя роман, критиковал его за выраженное кое-где нигилистическое отношение автора ко всем общественным организациям и политическим деятелям США без исключения. Настаивая, чтобы в этом произведении было ясно показано размежевание политических сил в стране, Уэллс Льюис, антифашистские настроения которого очевидны, обратил внимание отца на некоторые светлые фигуры в американской социальной жизни, и в частности на писателя Линкольна Стеффенса, представителя течения «разгребателей грязи» и известного тем, что посещал Советскую Россию и встречался с В. И. Лениным.

Воспринимая критично саму концепцию «Гидеона Плениша», нельзя тем не менее не видеть, что создателя этой книги глубочайшим образом тревожили судьбы демократии в США. Рисуя с яростным сарказмом американского фашистского деятеля, почитателя Наполеона, полковника Мардука, писатель, дабы бить наповал, пользовался и приемами сатирического плаката, что явно усиливало эмоциональное восприятие сюжета.

Первый послевоенный роман писателя «Кэсс Тимберлейн» задумывался им как психологический. Небезынтересно и то, что перед читателем возникает вымышленный город, многозначительно названный Гранд Рипаблик – «Великая Республика». Тем самым еще более конкретно, нежели в «Главной улице» или в «Бэббите», Льюис показывает, что в городе этом сфокусирована вся Америка.

Роман повествует о трудной любви судьи Тимберлейна к молодой женщине Джинни. Судья – человек порядочный и принадлежит к политическим деятелям либерального склада, он весьма зажиточен и дружит с богатейшими жителями города. В истории его любви к Джинни есть и трагический момент – Джинни чувствует себя чужой в доме мужа и уходит от него к другому мужчине, оказавшемуся негодяем. Однако же, потерпев полный крах, больная Джинни возвращается к своему мужу. И добрый Кэсс, что воспринимается несколько наигранно, с распростертыми объятиями принимает грешницу-жену. Впрочем, удивительная, пресыщенная доброта наблюдается и среди других жителей «аристократической части» Гранд Рипаблик, этих, как раньше пояснял Льюис, грабителей и расистов. Заканчивается же роман призывом Кэсса к заблудшей Джинни полностью принять свое… окружение. Фальшь такого призыва несомненна.

Но наиболее убедительными и яркими главами романа оказываются вовсе не те, в которых наблюдается лирическое начало, а те, где Льюис выступает как безжалостный обличитель верхов Гранд Рипаблик. Картинам нежной любви Кэсса к жене противопоставлены описания аморальной, исполненной взаимной ненависти семейной жизни других видных жителей города. Здесь-то уж писатель был в своей стихии. Художнические его приемы по-настоящему впечатляют.

Вслед за романом о судье Тимберлейне, в 1947 году появляется роман «Кингсблад, потомок королей», написанный уже в послевоенные годы, в обстановке «холодной войны», когда в США поднималась новая волна расизма. В этих условиях писатель вновь делает попытку выступить в качестве борца с реакцией. По сути совершается очередное, последнее по счету идейное преображение Льюиса.

«Кингсблад, потомок королей» в какой-то мере являлся продолжением предыдущей книги. Действие романа происходит в все том же городе Гранд Рипаблик и после событий, описанных в «Кэсс Тимберлейне». Но новое произведение разрушает представления об американской действительности, созданной писателем ранее, когда он описывал внутренний мир судьи. Фактически мы видим уже не мирный городок, хотя и не лишенный изъянов, но все же позволявший порядочным людям жить, сохраняя свое достоинство, а кипящий вулкан, мир чудовищного бесправия, бурных страстей, грозных столкновений.

Льюис выстроил повествование о Кингсбладе как историю об открытии подлинного мира человеком, думавшим, что он ясно видит окружающее, на самом деле будучи слепым. В процессе же работы над романом писатель открывал для себя ту Америку, которую раньше знал плохо. В результате роман о Кингсбладе стал наиболее законченным в художественном отношении произведением писателя.

В этом романе рассказана история молодого американца Нийла Кингсблада, случайно узнавшего, что в его крови есть стопроцентное негритянское начало. Так Нийл сталкивается с познанием всего ужаса существования негров в благополучной, как он раньше думал, Америке.

Действие романа разворачивается не на негритянском юге, а на севере США. В этих местах не было рабства, нет здесь и старых, с трудом изживаемых диких традиций южных штатов. И все же в штате Миннесота, как и повсюду в самой «свободной» стране мира, говорит нам автор, негры чувствуют себя бесправными.

Видим мы в романе и откровенных фашистов. Это – юрист, бывший майор Олдвик, в уста которого писатель вкладывает такое, например, гротескно нелепое и саморазоблачительное рассуждение «антифашистского» характера: «Мы, ветераны, должны держаться вместе и дружно давать отпор всем элементам, породившим фашизм… Я имею в виду низшие расы…» Это бывший мэр Стопл, которого Льюис язвительно называет «группенфюрером». Это некий Стаубермейер с его многолетней ненавистью к евреям. Это «дельный лесоторговец» мистер Вандер, который, как пишет Льюис, не имеет «никаких сентиментальных предубеждений против дубинок, веревок, костров, острых щепок под ногти».

Льюис казнит этих столпов бизнеса, казнит со всей силой своего таланта. И он не только бичует социальное зло, издеваясь над его носителями, – в книге «Кингсблад, потомок королей» он прямо зовет на бой с расистами и с другими приверженцами фашистских идейных течений.

Снова, как и в романах «Эроусмит» и «У нас это невозможно», в центре повествования оказывается положительный герой. Именно в сочетании сатирического начала с утверждающим, даже героическим, и заключается художественная специфика этих романов. В «Кингсбладе, потомке королей» Льюис сознательно хотел показать, что жизнь может заставить и американца, несозданного, казалось бы, «ни для трагедий, ни для особо выдающихся дел», стать трагической фигурой и одновременно борцом.

Борьба Нийла Кингсблада против фашизма находит наивысшее свое выражение в заключительном эпизоде романа, где показано, как главный герой берет в руки оружие. Трудно переоценить значение того обстоятельства, что на этот раз Льюис не смягчает остроту конфликта, а, наоборот, акцентирует внимание на характере схватки и призывает к ней.

Главная идея книги выражена в словах одного из ее персонажей, негра Клема Брэзенстара: «Вы, белые Яго, создали революционную армию из тринадцати миллионов Отелло, мужчин и женщин». И звучат они в замечании писателя о том, что под реакционерами уже «колеблется земля». Здесь же Льюис показал широту, органичность и глубину социальных конфликтов, раздиравших не только США, но и весь капиталистический мир, причем показал куда как яснее и резче, нежели в каком-либо другом своем произведении.

Создав превосходный обличительный роман и вместе с тем произведение, свидетельствующее о том, что в американском обществе есть силы, способные дать отпор реакции, расистам, фашизму, Льюис внес в образы Нийла, а также некоторых из его новых друзей-негров столько блестящих психологических наблюдений, сделал их такими живыми, что произведение это может быть причислено к кругу наиболее значительных художественных творений американской литературы XX века.

Вокруг романа «Кингсблад, потомок королей», который некоторые исследователи творчества писателя считают наиболее сильной его художественной вещью, и воспринимают роман как идейное завещание романиста потомкам, развернется острая дискуссия и борьба мнений. Правая пресса обрушится на писателя с гневными нападками. Зато в социалистических странах роман примут на ура. Сам же Льюис переживет очередной приступ неуверенности и колебаний, не позволивший ему примкнуть к зарождавшемуся движению сторонников мира. Как и прежде, писатель все сделает для того, чтобы от прогрессивных сил общества отмежеваться.

Несколько позже Льюис обращается к вопросу об общей оценке той цивилизации, которая и утвердилась в США. Написанный им роман «Богоискатель» приводит читателя на земли штата Миннесоты середины XIX столетия. Но все же роман этот не о далеком прошлом, а о современности. По существу, «Богоискатель» – роман философский. На историческом материале, но со многими экскурсами в прошлое США середины XX века, Льюис ставит проблему ценности американского буржуазного прогресса, начавшегося с захвата белыми поселенцами земли индейцев.

Аарон Гэдд и его брат Элиджа выросли в богобоязненной семье. Поэтому Аарон легко подпадает под влияние миссионеров и отправляется в глухие углы страны, где ещё обитают индейские племена, чтобы помочь обратить их в христианство.

Судьба индейцев, как известно, была трагичной. Части земель их лишили, за остальным дело также не стало. Хищные торговцы мехами устанавливают свои бесчеловечные порядки, точно феодальные князьки, безнаказанно грабя, спаивая и истребляя древнейших обитателей Америки. Один из таких американцев – Цезарь Ланарк, человек хитрый и подлый, при помощи банды наемных головорезов получает возможность править целой округой. В образе циничного Ланарка писатель и показал процесс поглощения пришельцами земель индейцев и роль миссионеров в этом бесчестном деле. Так, в беседе с Аароном Гэддом Ланарк насмешливо отмечал, что «христианские миссионеры» окажутся весьма «полезными» после того, как у индейцев отберут всю их землю. Они сумеют убедить ограбленных «краснокожих», что во всем «повинны их языческие боги». Индейцев заставят «наполовину убеждением, а наполовину страхом… сделаться христианами», а это и удержит их от бунта.

Обратившись к временам, когда миссионеры и дельцы закладывали на земле индейцев, в западных областях США основы буржуазной цивилизации, Льюис главным образом и показал злодеяния, прикрывавшиеся цитатами из Библии, жестокостью и лицемерием.

Любопытно и то, что, осознав бессмысленность внедрения христианства в сознание индейцев, главный герой романа начинает… предпринимательскую деятельность. В компании со своим тестем Ланарком он создает крупное дело. Аарону кажется, что теперь-то, он делает нечто богоугодное и полезное. Разве не творит добро тот, кто строит дома и помогает воздвигнуть большой город? Но тут же Льюис дает понять, какова истинная сущность Аарона-бизнесмена.

В противовес брату, увлекшемуся накопительством денежных средств, выступает бунтарь Элиджа, выписанный автором с нескрываемой симпатией и выступающий за борьбу против власть имущих, и даже за «мировую революцию». В спорах братьев мы и наблюдаем итог жизненного пути «богоискателя», превратившегося в эксплуататора.

Казалось бы, на этом перевоплощении, вполне естественном и объяснимом, следовало и остановиться. Но Льюис, непонятно зачем, трансформирует Аарона в духовно преобразившуюся личность, ратующую за то, чтобы его наивные рабочие организовывали… профсоюз. Похоже, тут менялся и сам писатель, завершивший роман на фальшивой, сентиментальной ноте, когда Аарон и его жена становятся членами профсоюза. Такой «хэппи энд», разумеется, нанес роману серьезный ущерб. Неправдоподобное завершение произведения, рассказывавшего о пороках буржуазной цивилизации США, не вязалось с реалистическим его характером. Последний роман Льюиса, опубликованный при его жизни, от такого завершения сильно пострадал. Складывается впечатление, что писатель был под каким-то наваждением, не позволившим ему здраво оценить всю концепцию романа и завершить его так, чтобы читатель не сомневался в реалистичности всей цельной картины, вынесенной романистом на его непредвзятый суд.

Сегодня, как и более семи десятилетий назад, очевидно и то, что Льюис принадлежал к числу наиболее противоречивых фигур литературного мира. В романе «Богоискатель» писатель сделал несколько чрезвычайно едких замечаний насчет зависимости представителей культуры от хозяев капиталистической действительности. Заглядывая в завтрашний день, Ланарк, показанный как своеобразный философ капитализма, разглагольствовал и о том, что когда он достигнет полной силы, то «даст денег для создания университетов» и будет смеяться, «глядя, как профессора, которые меня ненавидят, целуют мне ноги». Он же декларировал, что есть писатели, которые рады были бы «стереть» его с лица земли, если б только имели возможность. «В начале своего творческого пути, – ехидно продолжает Ланарк, – это бунтари, и они наносят удары… в конце концов они превращаются в наших придворных шутов».

Увы, не раз и сам Льюис в той или иной мере калечил свои произведения в угоду современным Ланаркам. Но все же бэббиты, мардуки, ланарки не смогли лишить его взгляд остроты, а ум – проницательности. В целом все его творчество можно смело рассматривать как обвинительный акт против бесчеловечного американского капитализма, созданный писателем необычайно талантливо, с большой художественной силой.

Да, слава Льюиса в США при его жизни носила оттенок скандальности, связанной с резкой и непримиримой критикой писателем основ американского буржуазного общества. Тогда же академическое литературоведение США откровенно третировало Льюиса, а после смерти имя прозаика стали и подавно упоминать крайне редко. Показательно и то, что самое большое собрание сочинений писателя было выпущено не на его родине или в какой-нибудь англоязычной стране, а в Советском Союзе, где Льюиса неоднократно, еще задолго до Великой Отечественной войны издавали, причем внушительными тиражами. Хорошо знал творчество романиста и советский читатель рубежа 60– 80-х годов прошлого столетия… Что ж, времена изменились. Но творчество Синклера Льюиса, не ставшего новатором в литературе, не выдвинувшего каких-либо существенных идей, смотревшего на общество детально, но во многом поверхностно, продолжает жить. Оно по-прежнему доступно, хотя, возможно, воспринимается не так реалистично и актуально, как ранее. Но без него, что очевидно нам – читателям Русского мира, попытаться понять американское общество тех лет не представляется возможным. А без этого понимания мы не можем объективно оценивать и менталитет населения сегодняшних США, все более агрессивно ведущих себя против России. Современные американские химеры не появились в одночасье, их первооснова находится где-то там, в той старой одноэтажной Америке, неплохим знатоком которой был и Синклер Льюис, творческое наследие которого, поверьте, вовсе не скучное.

Руслан Семяшкин,                                          

публицист, автор журнала «Отчий край»

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Заполните поле
Заполните поле
Пожалуйста, введите корректный адрес email.
Вы должны согласиться с условиями для продолжения

ВЕЧНЫЙ МАСТЕР МИСТИКИ И ФИЛОСОФИИ

Памяти Михаила Афанасьевича Булгакова Максудов, не слишком вписывающийся в реальность, предложенную окрест, к тому ж… и высмеять её хочется, не смог встретиться со своим вариантом Воланда, оставаясь в пределах условной…

ОТ ШУРОЧКИ АЗАРОВОЙ ДО ЛЕДИ МАКДУФ: МНОГОГРАННАЯ ГОЛУБКИНА В ИСКУССТВЕ

Памяти Ларисы Ивановны Голубкиной (09.03.1940 — 22.03. 2025) Прелестна Шурочка Азарова – и каково восхитительное, изящное раздвоение: как из обворожительной девицы, словно пронизанной токами любви, становится корнетом – задорным и…

ГЕНИАЛЬНЫЙ СМОКТУНОВСКИЙ: РАСКРЫТИЕ РОЛЕЙ ЧЕРЕЗ ДУШЕВНУЮ ГЛУБИНУ

Словно голос несколько опережал человека — волшебно-необычный, шероховатый и бархатный  одновременно. Князь Мышкин, сгустком христовой силы, воплощённой земным вариантом бытия в девятнадцатом веке, проявился в И. Смоктуновском так, словно и…