К 90-летию Андрея Вознесенского
Звоны звука, гудение колоколов: колоколов главного человеческого деяния: творчества…
Вам,
Микеланджело,
Барма, Дант!
Вас молниею заживо
Испепелял талант.
Звук Вознесенского, идущий от Маяковского, отфильтрованный собственным даром, взмывал в метафизические небеса, и разлетался на тысячи, разно окрашенных смыслами, маленьких радуг: вместе сохранялась целостность картин…
«Мастера» — неистово врывались в действительность: как некогда, с первой публикацией в «Литературной газете» ворвался в неё Вознесенский.
Они врывались, доказывая необходимость корня бытия, воплощающегося в творчестве; они вели в просторы духа: метафизическими лестницами смысла…
…Иное дело – звучавшая «Молитва»: сложность акта творения: о! людского, где творец пишется с маленькой буквы, показывалась чётко, вычерчивалась словесной, сильной схемой:
Когда я придаю бумаге
черты твоей поспешной красоты,
я думаю не о рифмовке –
с ума бы не сойти!
Многослойность души хорошо открывалась в этом стихотворение: любовь и творчество, как высшие её аспекты, остальное — низовое, что желательно отсечь: все эти страхи, вожделения…
Вознесенский шумел.
Конечно, он ставил на эстраду, на популярность, на ущелья успеха: возможного тогда, сложно представить ныне…
Он рвался ввысь, вместе… стремясь во все стороны земного бытия: и о художниках надо сказать, и о роскоши русской бани, и…обо всех актуальных вопросах его современности высказаться.
«Молитва мастера» прорастала из опыта и стремления творить из материала судьбы:
Благослови, Господь, мои труды.
Я создал Вещь, шатаемый любовью,
не из души и плоти — из судьбы.
Я свет звезды, как соль, возьму в щепоть
и осеню себя стихом трехперстным.
Мои труды благослови, Господь!
Через плечо соль брошу на восход.
(Двуперстье же, как держат папироску,
боярыня Морозова взовьет!).
…рвалась криком прекрасная Монро, чья сущность подвергалась русскому словесному анализу:
Я Мэрлин, Мэрлин.
Я героиня
самоубийства и героина.
Кому горят мои георгины?
С кем телефоны заговорили?
Кто в костюмерной скрипит лосиной?
Вознесенский любил монологи: то битник высказывался, то…
Поэт любил современность, становящуюся всё более технологичной – что ж, Вознесенский возьмёт на вооружение её термины, чтобы отчётливее становился портрет эпохи; он любил и историю, подарившую такое количество художественных чудес, что и природные красоты, как будто, бледнели.
…нагнетал звук, используя все возможности поэтического инструментария:
Квартиры наши конспиративны,
как в спиритизме,
чужие стены гудят как храмы,
чужие драмы…
Совмещённые – фонтан и фейерверк, рвущиеся струны и дико цветущий, не прореженный, запущенный сад, небесные витражи, и колонны тайн: неистовый Вознесенский, совместивший казалось всё…
Александр Балтин,
поэт, эссеист, литературный критик
