Истово раскатятся, продолжая Столбцы Заболоцкого, ритмы «Торжества земледелия»: вовлекая и увлекая в мужицкий космос, где хлеб глядит в окно…

Это кто глядит на нас?

То Мужик неторопливый

Сквозь очки уставил глаз.

Белых Житниц отделенья

Поднимались в отдаленье,

Сквозь окошко хлеб глядел,

В загородке конь сидел.

Сок земледелия – сущность бытования человека; и споры, гудящие внутри поэмы, иногда отдающие детскими стишками, иногда – высотами метафизики, пролетят лентами времён, готовых к тотальным изменениям:

Уверяю вас, друзья:

Природа ничего не понимает

И ей довериться нельзя» —

«Кто ее знает?»

Да, никто: ведь никто не хочет вглядеться в «Лицо коня», а деревья, читающие Гесиода, ещё грядут.

Столбцы — подчёркнуто вертикальны: и также, подразумевая космическую ось, разворачиваются поэмы.

…возникают, разрастаясь, басенно-эпически-фантасмагорические образы:

Смутные тела животных

Сидели, наполняя хлев,

И разговор вели свободный,

Душой природы овладев.

«Едва могу себя понять, —

Молвил бык, смотря в окно. —

На мне сознанья есть печать,

Но сердцем я старик давно».

Словно рядом зажигаются холсты Филонова, даря удивление и печаль; и скорбные животные Заболоцкого, выпущенные из древних бестиариев, объединяют времена.

Но – страдания животных: именно так именуется часть поэмы; ибо нити их чувств поэт ощущает сейсмографом, который…не изобретён.

Потом разгорится ужас ночи:

Ночь гремела в бочки, в банки,

В дупла сосен, в дудки бури,

Ночь под маской истуканки

Выжгла ляписом лазури.

О, разгорится древнее: кипящее славянским и славянством: закружатся духи, перебирая свои возможности, словно обыденность сорвётся с петель.

Скучны грядки обыденности, поэтому…нужно начало науки: и вспыхивающее дерзновением мысли.

Мысль всегда вела Заболоцкого алмазным вектором.

Огромная мистерия развернётся – предшествуя «Безумному волку», где звери снова говорят, переплетаясь волокнами мысли с человеком: живописующим в поэмах порывы людские, переносимые на альтернативный, но и союзный с нашим мир; где дуги космические, призывая Циолковского, переливаются массою тем и оттенков…

Волк даёт деревьям имена, как лесной Адам.

Звери собираются, ведут сложные разговоры.

…творится звёздная мистика поэтического русского космизма.

Александр Балтин,

поэт, эссеист, литературный критик

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ

Please enter your comment!
Please enter your name here