Полноценных, привычных – по Толстому и Чехову – женских образов у Гоголя нет: полнообъёмных, живых, психологически достоверных… Впрочем… как знать?

1

Представленная им, первым, в сущности русским классиком прозы, краткая женская галерея может рассматриваться и под иным углом…

…ведь Манилова: тонко-мечтательная, облаком – и на облаке живущая – вполне себе отвечает определённому типажу, распространённому в жизни, и, намеченная будто контуром – в отличие от Василия Сергеевича – данного полноценными мазками, — вдруг, с одного поворота: сказала что-то Чичикову – становится живее…даже Душеньки…

Или – Анны Сергеевны…

Манилова очень живая, и, представленная будто отсветом от мужа, вполне дополнима красками фантазии: какая у кого есть…

А…необыкновенный колорит дамы приятной и дамы – приятной во всех отношениях — зигзагами сатиры распарывая реальность, словно показывает тот феномен, который Чичиков презрительно называл «бабьё»….

Нет, якобы сильный пол хорош тоже, разумеется, но такой вдохновенной, фантазийной пустоты, упакованной в оболочку дурной деловитости, как демонстрируют дамы – едва ли у него найдёшь.

И – венцом – Коробочка: нечто женоподобное, таящее в себе несколько метафизических сундучков: но – именно с метафизической точки зрения: абсолютно пустых, не имеющих глобального смысла.

…Бунин через век ставил – тупой, хозяйственный – через запятую.

Коробочка предшествовала этому: спрятанная в себя, с убогим мозгом («Нет такого помещика – не знаю такого помещика!»), впечатанная в холмы хозяйства, напуганная чёртом до предела – она возвышается монументально: она: правит в думах, она – заседает в правительствах, она, магически меняя пол, принимает решения, от которых страдают миллионы…

И всё это – вы вдумайтесь – Коробочка, Настасья Петровна.

Великолепно, колоритно пойманная Гоголем в сачок образа и представленная – граду и миру.

…конечно – панночка: образ, изъятый из бездн фольклора, рассматриваться с точки зрения магии языка и меры реальности не может: но и он: жуткий и чудовищный: ждите кошмаров, перечитав, столь колоритно ведьма представляет Гоголя-портретиста, сколь Гоголь представляет вам реальность: имеющую больше граней, чем любой магический кристалл…

Так, что группа галереи женских образов, показанных Гоголем, сильно отличаясь от монументально-реалистичных, и таких, будто вы их знаете, вписанных в мир Толстым и Чеховым, ничуть не уступает им – по силе: слова, выразительности, счастья-несчастья…

2

Женское начало – мягкое, робкое, нежное, врачующее…

Женское начало: неистовое, мятущееся метафизической, сшибающей с ног метелью, яростное, искушающее, воинственное…

Полюса…

Схождение их обеспечивается суммой женских образов Достоевского: или: некоторыми из них.

Ничего воинственного и искушающего в Сонечке Мармеладовой нет: есть именно целительность, и, сколько бы Набоков не иронизировал над смесью журналистики и детектива, ничего такого же глобально-сострадательно, как Сонечка, в литературе явить ему не удалось…

…воспалённый несколько мир Неточки Незвановой может будить хаотично-нездоровые ассоциации, но ведь…они могут проявиться всюду: и верёвка, кем-то брошенная на тротуаре, вполне способна напомнить змею.

Дёрнись!

Отойди!

…Раскалённый шатёр Грушеньки требует Дмитрия, и, полыхающий и неистовый, цветной и своеобразно-волшебный вполне может спалить кого-то – с более слабым темпераментом.

Настасья Филипповна: раскалённая по сути: швыряет деньги в огонь – огромную сумму (деньги жгли Достоевского, как этот огонь спалил их); они – ничего не значат, знача чудовищно много; они, необходимые: в микрокосме, множимом на макрокосм – человеческих душ – не должны играть роли..

Как сцена подходит нашему времени: недаром шаржирована она в романе Юрия Полякова «Козлёнок в молоке», правда, роль денег играет рукопись, которую очень скоро конвертируют в оные.

Разумеется, женский космос, представляемый Достоевским настолько неистов, что хоровод…душ несётся, облечённых в плоть, сверкая и переливаясь красками страсти…

Тишина?

Практически нет.

Нет – и жизнеподобия.

Ни Грушенька, ни Сонечка никогда не будут являться вашими соседками в жизненных этажах.

Есть иное: прозревание в самое сокровенное женского начало, с его совмещением полюсов, с его скрещением худшего и лучшего: из арсенала возможного.

3

Есть ли что-то нежнее в русской поэзии Душечки?

Круглой, сочной, такой восхитительно глупой, такой невероятно верной, такой…собравшей в себе столько черт, что путаешься: и в опыте литературы, и в собственном, разнородном…

…а вот – мама «Архиерея»: согбенная старушка, не верящая, что сынок её, её нежный малыш: из той деревенской глухомани поднялся до совершенно необычайных церковных высот.

И он, умирающий уже, сам не понимающий для чего прошла жизнь, верующий как-то своеобразно, если верящий вообще, ждёт от мамы – мамы, а не этой странной старушки, боящейся его сана.

Только два примера: по рассказам Чехова их тысячи: женских перлов: противоречивых, неистовых, затягивающих, как в «Тине», высоких, благословенных, сияющих…

Проникновение в женскую субстанцию столь велико, что возникают сомнения – нужен ли мир?

Проза: на самом деле – поэзия – Чехова свидетельствуют о нём с такой силой, что кажется он – повторением классика.

А – от Толстого шёл Чехов, ни в коей мере не касаясь Гоголя и Достоевского: и путь, им проделанный, был сгущён.

Толстому нужен объём: или – не развернётся Анна Каренина: в каждом моменте жизни толкуемая так, что ужаснёшься видению классика; созидаемая любым мгновением собственного бытия словесно, как из молекул творятся тела, а из неведомых субстанций души.

Толстой ощущал женскую чувственность биением странного пульса: живой, он не позволяет ни малейшего отступления от правды: той, данной с запахами, с оттенками, с животным сумасшествием: как во взаимоотношениях (меченых проклятьем) Наташи Ростовой и Анатоля.

Даже краткий женский образ у глобального графа напитан такой силой, что заставляет по-иному рассматривать бытование на земле: тому примером барынька, тщащаяся соблазнить отца Сергия: несколько страниц её существования в литературе вырастают в запредельную силу портрета…

…Нина Заречная чиста: Чехов стремился к конденсации этого редкого качества.

Она не может в действительности.

Она – выше её…

Что-то подобное есть у Толстого?

У него слишком много плоти – и женской в частности: дух продирается сквозь эти, часто роскошные, громады…

О, как их много: женщин, выписанных двумя классиками: и сколь живы они: живее жён и соседок; и феномен литературы, словно яснее становится через колоссальные объёмы…действия и действительности: альтернативной нашей.

Александр Балтин,

поэт, эссеист, литературный критик

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ

Please enter your comment!
Please enter your name here