К 140-летию со дня рождения Александра Грина
«Однако я сам пристально интересовался всякой другой душой, почему мало высказывался, а более слушал. Поэтому когда собиралось несколько человек, оживленно стремящихся как можно чаще перебить друг друга, чтобы привлечь как можно более внимания к самим себе, — я обыкновенно сидел в стороне. Три недели я ночевал у знакомых и у знакомых знакомых, — путем сострадательной передачи. Я спал на полу и диванах, на кухонной плите и на пустых ящиках, на составленных вместе стульях и однажды даже на гладильной доске. За это время я насмотрелся на множество интересных вещей, во славу жизни, стойко бьющейся за тепло, близких и пищу. Я видел, как печь топят буфетом, как кипятят чайник на лампе, как жарят конину на кокосовом масле и как воруют деревянные балки из разрушенных зданий. Но все — и многое, и гораздо более этого — уже описано разорвавшими свежинку перьями на мелкие части; мы не тронем схваченного куска. Другое влечет меня — то, что произошло со мной…»
Александр Грин, «Крысолов».
Как рассказать об Александре Грине, зависит от того, кто что хочет услышать. Все, что про него известно – сущая правда, но это правда такого рода, которую подать можно в абсолютно различных интонациях. Произошло так потому, что персона Грина изначально противоречива, чуть ли не на генетическом уровне, только не понимайте мои слова чересчур буквально.
Персона Грина в силу ряда причин стала лакомой для многочисленных исследователей, творивших свои открытия в разное время и под разными, так сказать, флагами. В результате о Грине написано едва ли не больше, чем написал он сам. И, уж так вышло, нет, наверное, такого читателя, кто бы не пролистал страницы «Алых парусов», а заодно, хоть краем уха, не слышал того, что Грин сидел в тюрьме, что Грин пил запоем, что Грин умер в нищете…
…В этом году, 23 августа, исполняется 140 лет со дня рождения Александра Грина, появившегося на свет в городке Слободской, Вятской губернии Российской империи под именем Александр Степанович Гриневский.
Да, да: Грин сидел в тюрьме, Грин пил запоем, Грин умер в нищете. Все прочее – суть пропаганда, любую стекляшку от разбитой бутылки можно повернуть под солнечным лучом так, что она засияет бриллиантом, или, напротив, потеряется в мусоре. И это не в обиду Грину, это вообще не о нем, а о его биографах и исследователях его творчества, всегда сильно зависимых от окружающей их среды и атмосферы. Тем более, в случае с Грином их руки были развязаны больше, чем с кем либо. Потому, что Грин – самородок и одиночка, не принадлежащей ни к какой школе, ни последователь и не подражатель, хотя попытки привязать его к Эдгару По или Брету Гарту всегда были очень соблазнительными.
Есть несколько истин, не зависящих от степени мастерства и объема совести писавших о Грине: это, во-первых, безусловная даровитость автора «Алых парусов» и «Бегущей по волнам». И это – крайне непростая, трагическая судьба автора, сложившаяся так, как сложилась по многим обстоятельствам, в числе которых основные – его собственный неврастеничный склад характера и особенности манеры его письма и творческое кредо. Александр Грин испытал немало ударов и тычков судьбы начиная с самого детства. Но он знал и славу, и признание, и достаток. На долю этого человека выпало множество испытаний – часть из них он не сумел пройти.
Все остальное, повторю, суть пропаганда. Когда к концу 20-х годов Грина «вычеркнули» из советского литпроцесса, ему припомнили и тюремное заключение, настигшее его во время сотрудничества с эсерами. Когда в конце 50-х-60-х годах Грина активно возвращали в советскую литературу, ту отсидку преподносили как революционный подвиг, мученичество за идею… (К слову, скончавшегося в полном забвении в 1931 году Грина в Советском Союзе вновь начали печатать еще в том же десятилетии и далее. В блокадном Ленинграде транслировались радиопередачи с чтением «Алых парусов», в Большом театре прошла премьера балета «Алые паруса». Это позже, после войны, в годы борьбы с космополитизмом Александр Грин, как и многие другие был заклеймён как «космополит», чуждый пролетарской литературе, «воинствующий реакционер и духовный эмигрант»).
Хотя, скорее всего, эсером Грин был таким же плохим, как и плохим матросом, солдатом и золотоискателем: измученный нищетой и собственной никчемностью, молодой и неудачливый Александр Гриневский кидался то в одно, то в другое, пытаясь обрести дело и себя. И идеи народовольцев Грину были куда как дальше, чем дочь народовольца Екатерина Александровна Бибергаль по прозвищу Киска, с которой у Алексея Долговязого (партийная кличка Гриневского) возник роман, закончившийся печально, но не столь, печально, как мог бы завершиться. В момент разрыва отношений Гриневский выстрелил в Киску из малокалиберного пистолета, но пуля прошла вскользь. Бибергаль порвала с будущим писателем все отношения, но полиции его не выдала.
Александр Грин получил признание как писатель после всех этих мучительных поисков себя, после шестилетних скитаний, после игр в подпольщика-террориста. Первые литературное опыты Грина попали под жесткий пресс цензуры, однако как раз это испытание писатель выдержал достойно.
В начале 1908 года, в Петербурге, у Грина вышел первый авторский сборник «Шапка-невидимка» с подзаголовком «Рассказы о революционерах», в 1910 году вышел второй его сборник «Рассказы». Уже в эту вторую книгу вошли некоторые рассказы, ставшие визитной карточкой Грина-сказочника, Грина-романтика. С рассказами о революционерах Александр Грин быстро покончил. И не вернулся к ним тогда, когда их требовали, когда в полной нищете прозябал последние годы перед смертью.
До Октябрьской революции Грин завоевал себе имя и начал зарабатывать неплохие деньги – однако «медные трубы» оказались для него губительными. Неуживчивый характер и безобразное поведение во хмелю создали Грину определенную и нелицеприятную репутацию.
Впрочем, я начал скатываться в изложение биографии, а такой задачи не имею.
Собственно, задача одна: вспомнить в день юбилея талантливого писателя не как безупречную и безгрешную «икону стиля», и не как мистическим образом «проклятого» автора-неудачника, и не как «неоцененного» и «затравленного» — жертву «царизма» ли, «большевизма» ли – не суть важно. Грин и оценен и не забыт.
Лучшей памятью для Грина являются не музеи, улицы, библиотеки, памятники, малая планета и большой теплоход, названные его именем. Не литературные премии и фестивали. Хотя, безусловно, очень отрадно, что всё это есть. Но ещё более ценно будет, если новые поколения читателей откроют для себя очарование «Алых парусов» и, возможно, испытают желание прочитать другие (зачастую неравноценные) произведения автора.
«Лелейте мечты», — любил повторять неисправимый романтик Грин. Сам он лелеял их бесконечно, но был слишком нетерпелив, чтобы дожидаться воплощения и недостаточно силен, чтобы приближать их самому. Но он верил, что у других эти силы найдутся – как находились у его героев.
Александр Рувинский,
член Союза писателей России
Подробнее – в рубрике «Хронограф» ВОУНБ им. М. Горького http://www.vounb.volgograd.ru/?option=view_post&id=1126
