«ВЕРЬ АЛХИМИИ СВОЕГО СЕРДЦА…»

Просмотры 47

К 245-летию Эрнста Теодора Амадея Гофмана

Гофман знает льющиеся ленты времени, и то, как можно, взмахнув пером, точно опахалом, сделать их твёрдыми, и идти по ним, заглядывая в кольца будущего, и в овалы параллельных, не похожих на наш миров.

Он сидит в трактире возле дома, заказывая новые и новые кружки пива: высокие и оловянные, они заполнены жидким янтарём счастья, которого так не достаёт в жизни.

Мимо окна пробегают два весёлых студента, фалды кафтана одного из них удлиняются, и вечные забавники-мальчишки уже мчатся за ним, а другой студент взлетает, превращается в странную птицу, какую ждут в кустах боярышника две весёлые змейки, умеющие говорить,  каждая – с изумрудными глазами.

Гофман выходит из трактира на обычную – гнутую и такую милую, мощённую булыжником улицу, он равнодушно проходит мимо бюргеров – крепких и ладных, как их жизнь, он заходит в дом, поднимается в свою комнату.

Листы бумаг стопками, похожими суммарно на белые, все в метинах текстов горы, громоздятся на столе, и Гофман знает, что надо зажечь свечу, садиться к столу, навести относительный порядок и продолжать повествование, какое разовьёт волшебные кольца, обещая ему праздничную, всю в огнях ночь.

Архивариус сидит в кресле, улыбаясь в серебряную, текущую бороду, и когда загорится свеча, борода вспыхнет золотисто, как волшебная.

— Она и есть волшебная! –  говорит архивариус, хитровато прищурившись. – Сейчас она вспыхнет игрою сюжета…

И Гофман верит ему.

Ибо чему ещё верить?

Грошовому жалованью мелкого конторского служащего?

Реальности за окнами, где алхимик встречается реже, чем торговец, или скупец?

— Верь алхимии своего сердца, — говорит архивариус.

И Гофман выводит на крышу волшебного Мура, чьи записки, сам будучи отчасти котом, превращает постепенно в увлекательный эпос, в художественно-философский трактат о данной жизни, какая в трудом поддаётся коррекции.

Гофман увлечён, перо его подрагивает, уплотняя ленты времени, и капельки современности – той, что будет через двести лет – стекают на бумагу, становясь чудесной игрой слов или муаровыми образами.

Карета, запряжённая стрекозами, взлетает; ночные тени резвятся за окном, как эльфы, и дело движется к рассвету, медленно, неуклонно – к рассвету, когда надо ополоснув лицо и руки, выпив стакан молока, поскольку на кофе нету денег, вздохнув, идти в контору, и из волшебника превращаться в заурядного мелкого чиновника.

В кресле нет архивариуса, и значит – пора…

Александр Балтин,

поэт, эссеист, литературный критик

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Заполните поле
Заполните поле
Пожалуйста, введите корректный адрес email.
Вы должны согласиться с условиями для продолжения

ПОСЛЕДНИЙ ПОДАРОК ЧЕЛОВЕЧЕСТВУ: «МАЛЕНЬКИЙ ПРИНЦ» КАК ДУХОВНОЕ ЗАВЕЩАНИЕ

К 125-летию со дня рождения Антуана де Сент-Экзюпери Есть ли произведение трогательнее и нежнее «Маленького принца»? Есть ли большая трагедия, чем та, что заложена в нём, таком нежном, сорвавшимся со…

ЛЕГЕНДА МАЛОГО ТЕАТРА ЮРИЙ СОЛОМИН

Блистательный офицер, строен, красив и подтянут, великолепный представитель белого движения: кто бы мог подумать, что он – советский разведчик, что белое движение ему враждебно сущностью своей… Визитная ли карточка Соломина…

СОЛДАТСКОЕ БЕССМЕРТИЕ В СТИХОТВОРЕНИЯХ А. ТВАРДОВСКОГО

Твёрдая его, солдатская, тёртая, как Тёркин, правда… Правда, неожиданно пересекающаяся с мистическими почти моментами осмысления военной яви, подвига, жизни и смерти – в недрах войны. Мёртвый говорит: Я убит подо Ржевом,…