К 280-летию Томаса Чаттертона
Он отравился, впав в нужду: и острый излом финальной трагедии будто оттенял изощрённое, прихотливо-эстетское дарование Томаса Чаттертона: поэта, чей потенциал говорил о байроновском размахе…
…старинный торговый Бристоль, в контурах постройках своих сохранивший готическое прошлое, его великолепие, устремлённость в сокрытые небесные пласты; мечтательный мальчик, бродящий переулками, растворяющийся в своих фантазиях, звучащих на струнах созвучий…
Семья была бедна, сотню лет предки мальчика служили могильщиками: обстановка, вряд ли способствующая радужным мечтаниям; но церковь святой Марии Редклифф, возле которой простиралось кладбище, представляла собой великолепный образчик английской готики, завораживая и внешне и внутренностью своею.
Образование мальчик получал в городской школе для бедных; в четырнадцать лет был отдан писцом к бристольскому поверенному; но, постоянно блуждая воздушными полями собственных фантазий, отдавал большую часть времени сочинительству.
…в общем, не сулившему ничего.
Средневековье манило: оболганное средневековье, в недрах которого таились такие сложные, закрытые знания: о чём свидетельствовали сокровища сундука с рукописями, найденного в подвалах церкви; часть из них попала в семью Чаттертонов, и мальчик, разбирая их, богато питал собственные фантазии-иллюзии.
В кладовой же он устроил себе мастерскую, стал копировать старинные гербы, изображать средневековые постройки и восковые черепа рыцарских замков, и писал, писал…
Стихи рвались из него: не требуя обработки, отточенные формально, они складывались в староанглийские хроники, и, показанные товарищами, вызывали у них полное доверие: мол, это подлинные образцы средневековой, староанглийской поэзии.
Странный дар!
Усложнённый, как будто, методами словесной алхимии…
Подростковая игра постепенно превращается в стройный литературный замысел, целиком занимающий воображение Чаттертона жизнью Бристоля пятнадцатого века: готического, рыцарского, таинственного, противостоящего мещанству…
Появляется Томас Роули: священник и поэт, выходящий на сцену реальности.
Впрочем, какова она? Существует ли объективно? Текучая и быстро меняющаяся, для Чаттертона она была реальностью, изобретённого им Роули…
…монастырь, помещающийся на месте ненавистной школы для бедных, где учился Чаттертон; Томас Роули, получающий блестящее образование; его дружба с богатым и просвещённым бристольским купцом; драматические интерлюдии, пышно сочинённые Роули…
Исторический роман остался ненаписанным: но стихи Роули бушевали средневековой красотой и сложной ассоциативностью: символы мистическими цветами прорастали сквозь них; и рыцарь, возвышающийся над нечистым духом, свидетельствовал о возможности победы надо всем низовым в своём естестве: на этом строилась и герметическая алхимия.
Жизнь утомляла Чаттертона.
В ней не росли цветы его воображения: и разница между тем, что есть, и тем, что произрастало в мозгу и душе, становилась фатальной.
Издатели с сомнением относятся к рукописям Чаттертона; он находит в себе силы отправиться в Лондон, надеясь заработать там сатирами и памфлетами: дарование и мастерство позволяют ему работать в разных жанрах.
Живая бурлетта «Месть» приносит ему сколько-то гиней, но меценат, заинтересовавшийся творчеством, умирает, надежды гаснут; Чаттертон пишет последнюю поэму Роули «Прекрасная баллада о благотворительности».
Нужда сжимает железными кольцами.
Не желая нищенствовать, Чаттертон принимает мышьяк.
Ему было восемнадцать лет.
Непроизвольно напрашивающийся вопрос, зачем кому-то давать столь существенный дар и ставить носителя оного в такие обстоятельства, повисает в воздухе.
…слава поэта расходится – сначала кругами слухов, потом – изданиями-расшифровками, переводами на другие языки: в том числе на русский.
Хочется верить, что из иных миров, пусть и неся посмертную долю самоубийцы, несчастный, бесконечно одарённый Чаттертон видел свою посмертную победу.
Но доказательству это не подлежит.
Александр Балтин,
поэт, эссеист, литературный критик