Проступают контуры, усложняются силуэты…

Симонетта Веспуччи, изображённая столько раз Боттичелли, остающаяся златовласой,  волосы спутаны прядями, сложены в орнамент страсти художника, волосы, какие трепал тогдашний ветер…

У него нет возраста, у ветра, волокна его, соединяясь, проносятся сквозь века, завораживая собой и своим отсутствием, ветра не увидать, только следы жизнедеятельности его.

Симонетта Веспуччи, становившаяся и весной, сгустком символического, жемчужного расцвета, и самой Венерой, вмещённой в мистическую раковину тайны, и… снова Венерой, отстранённо-спокойно взирающей на спящего Марса, занимает сознание пожилого человека, смотрящего на апрельский снегопад…

Не то апрель деградировал, вообразив себя зимой, не то февраль, скажем, подпал под манию величия, полагая, что он бесконечен…

Обволакивает нежность  при мысли о Симонетте, столь спокойствием окружённой, как аурой, на холстах, прошедших время значительными кораблями вести.

Боялась ли смерти ушедшая в двадцать четыре года?

Боялась ли? Тайный объект страсти художника, попросившего похоронить его в ногах её и не открывшегося никогда , или воспринимала её с такой мерой естественности, что сложно достичь ныне…

Насельники другого века, обитатели иной, слишком переогромленной всем гостиницы, мы путаемся в соблазнах, не веря в действительность смерти: мол, не придёт…

Старый изобретатель убойного оружия не может спать: вскакивает ночами, когда сон опять и опять разрывают очереди его автомата, и падают, падают изувеченные и мёртвые люди?

Не в силах вынести плодов собственного изобретения, признанный гением, награждённый всем, чем можно, замученный собою старик пишет патриарху, прося помочь разрешить свою проблему.

Которую теперь нельзя разрешить…

Глава церкви (как вменяемый взрослый может верить, что главой церкви является Христос?) отвечает: «Что вы, Икс Игрекович! Вы герой страны!»

Глава жирнопузой, бормочущей нечто невнятное, абсолютно противоречащее разуму и земной логике церкви, навязывающей мёртвые, нелепые обряды людям, тянущей деньги отовсюду, откуда только можно…

Весь в золоте патриарх — старику, донимаемому совестью, ничем не смог ответить, кроме дежурной почтительной отписки.

С другой стороны – чем изобретатель-то виноват? Это некая сила избрала его тело и судьбу для вмещения подобной гениальности!

Но он явно умирал не так, как Симонетта.

Не так, как будет умирать, уходить лапидарный апрельский снег, уже впитывающийся в землю.

Дорожки черны, как ветви, но на самых бойких кустах появились почки уже: нежнее нежного, тронь одну.

Не погибнут ли?

Математический расчёт природы не требует человеческого разума, поскольку производится разумом, превосходящим человеческий многократно…

День догорает.

В соседнем доме зажигаются окошки: одно фиолетово, как причудливо освещённая хризантема, другое желтеет мёдом; в апреле темнеет к восьми.

Старые сказки манят своей неразгаданностью…

           Александр Балтин,

поэт, эссеист, литературный критик