К 130-летию Владимира Маяковского
Трубы небесные загрохотали, меняя панораму небесного звука: родился Маяковский…
…родился, кормили соскою, вырос, загремел, меняя лад русского стиха, ворвался самой революцией в поля художественного слова, загрохотал: и окнами роста, ниспровергая несправедливость, готовый растерзать буржуазную жадность…
Вот и жизнь прошла, как прошли Азорские – острова…
Она никогда не пройдёт – жизнь Маяковского – сотрясателя основ, тяжело ступавшего по облакам, и мерившего шагами землю: писал на ходу, километры лестниц своих блистательных должен был выхаживать: писать не любил…
Закипал ранний Маяковский: эстетствующий, насмешничающий, ещё не соприкасавшийся с пролетарием: будь он летающий, или нет…
«Мною опять славословятся мужчины, залежанные, как больница, и женщины, истрепанные, как пословица».
Можно так.
Можно – упрятать облако, уминая в размерах до земного феномена, в штаны: дабы пошло оно, подбоченясь Маяковским, пошагало – в века…
Века – родные ему: как сотрясают основы человеческого бытия, так и он сотрясал основы родной речи, со времён Пушкина не ведавший таких изменений.
Совершенно неважно, как сам Маяковский относился к Пушкину, и куда он его там собирался сбросить, неистово играя.
Ведь играл всю жизнь: но если в карты, или казино – развлекаясь, то в остальное – смертельно всерьёз.
И о самоубийстве писал только он, Цветаева, Есенин…
Хотя и остаётся за бортом – было ли самоубийство самоубийством.
Вата снег.
Мальчишка шёл по вате.
Вата в золоте —
чего уж пошловатей?!
Но такая грусть,
что стой
и грустью ранься!
Расплывайся в процыганенном романсе.
Насквозь пробивает нежностью и страхом – участь мальчишки, живописанная в поэме «Про это».
Насквозь, и – овеянная шёлком нежности, стальной какой-то, Маяковской нежности: его, горлана, могущего мять железо языка, разрывать его сталь…
Громады окон РОСТА: мерзкорожии буржуи, жадно жрущие земной шар, огненно-красные рабочие, не получавшие своего куска от мирового каравая…
Огненные лестницы стихов полыхают – и за реестрами рисунков: таких же неистовых, как всё, что закипало вокруг Маяковского.
Он – Маяк: на свет полетели многие поэты, и очень талантливые, используя его манеру рифмовать, ритмику, образ даже…
Сельвинский, Слуцкий, Мартынов, Самойлов…
Они были бы совершенно другими, когда бы не Маяковский, поделившийся огнём, солью и порохом опыта со столькими…
…рифма истрепалась – если бы Маяковский не начал поиск путей обогащения, сейчас в России был бы сплошной верлибр.
Его сарказм убийственен: странно, как остались пошлость и мещанство после пьес, сокрушающих оные явления.
В рост века был: опережающий его, современник всем векам: бронзово глядящий с постамента на одной из главных площадей Москвы, знавший о своей сакральной участи великого поэта, жреца языка, космического пришельца, призванного обновить весь поэтический лад русской речи.
Александр Балтин,
поэт, эссеист, литературный критик
