К 460-летию Бена Джонсона
…биографические данные о нём размыты, неоднозначны, и, словно напрямую и не касаются Бена Джонсона, остающегося колоссом драматургии и поэзии…
Низины жизни промелькнули: но тома благодарно и благородно хранят драгоценное содержание.
Известно, что он учился в Вестминсерской школе: под руководством историка Уильяма Кэдмена: и привившего ему (возможно) вкус к литературе…
Впрочем, невозможно отметить, когда в сознание того, кто остаётся в веках вспыхивают творческие огни и факелы.
Есть обширные воспоминания о Бене Джонсоне шотландского поэта Уильяма Драммонда, на полях которых произрастают пышные растения отношения Джонсона к поэзии, драматургии, другим словесным мастерам: но достоверность оного цветения под вопросом.
Слишком много туманов копит былое, больно плотны слои таковых…
Так, вибрирует в истории представление, что первая комедия Джонсона «Всяк в своём нраве» была для Лондона таким же потрясением, как «Горе от ума» для Москвы.
Все персонажи получили итальянские имена, поскольку действие происходило в Италии; но лондонцы, негодуя и смеясь, узнавали себя в блестяще отполированных зеркалах пьесы.
Поставленная в аристократическом «Глобусе», пьеса быстро сделалась известной; осмеяние отдельных лиц, или групп людей – а персонажи изображены нелицеприятно – было известно со времён Аристофана, однако в Англии до взрыва джонсоновской пьесы подобная метода была дана скорее пунктиром: Джонсом превращает её в сияющую линию.
Комедии пользовались успехом – и были ненавистны аристократии, изображавшейся Джонсоном пустой, никчёмной, глупой.
«Эписин, или Молчаливая женщина», «Алхимик», «Варфоломеевская ярмарка» — ирония и сатира причудливо переплетались в них, больше источавших бальзам и лекарство, нежели яд.
Английская драма ему – одинокому в ней – казалась Джонсону выспренней и неправдоподобной; он обращался к античным образцам, видя в них величие простоты, но и иносказаний.
Его положение в литературе долгие годы было царственным; не меньшим успехом пользовалась и поэзия его: особенно эпиграммы, чья яркость соответствовала точности разящих стрел: а целей было много.
Фортуна, как известно, капризница: Джонсон узнаёт и упадок, и неуспех, но все удары не могли оторвать от трудов: он продолжал писать, по легенде – умер, работая над очередной пьесой.
Легенды о соперничестве с Шекспиром, возможно, правдивы, а, может – нет; туманы плотны: те, что отделяют нас от пространства и времени, в которых жил Бен Джонсон: но никакие из них не способны повлиять на пьесы его: комические и величественные, смешные и острые, остающиеся не ветшающими века.
Александр Балтин,
поэт, эссеист, литературный критик
