Русский Христос отличен от архетипа – или личности, доказавшей миру своё сыновство Богу, показавшей, что это возможно: вопреки догматическим толкованиям, представляющим, будто Христос взял на себя грехи мира…
Словно это реально…
Русский Христос – отчасти крестьянский, много, ещё больше, чем в древней Иудеи, терпящий; идущий босым по снегу, под крестом, сбитым из берёзовых досок…
Он выходит из кадров «Андрея Рублёва»; он же выходит из монументальных поэм Ю. Кузнецова.
Русский Христов Пастернака – скорее иудейский интеллектуал, знакомый с кропотливой пряжей усложнённой книжной премудрости; но и мудрец высокой простоты, рекущий в финале «Гефсиманского сада»:
…Я в гроб сойду и в третий день восстану,
И, как сплавляют по реке плоты,
Ко мне на суд, как баржи каравана,
Столетья поплывут из темноты.
Как просто, как возвышено, как поэтично…
Как невероятно сложно: русский Христос – это и прозрения Циолковского, увидавшего начертанным слово Рай среди облаков; и тихая бездна Чижевского, разворачивающего грандиозные панорамы своих стихов – в дополнение к научным прорывам.
Русский Христос – это и истины Льва Толстого, словно впервые в человечестве услыхавшего слова про подставленную щёку, стремящегося перевернуть реальность так, как ему казалось верным…
…это и радения хлыстов, называвших себя христами: услышанные и записанные Пименом Карповым.
Русский Христов – и невероятный взрыв ранних, космических поэм Есенина: не больших, но столько в себя вместивших.
…и Клюев с его деревянной, деревенской, избяной правдой вплотную прикасающийся ко свету Христову будет уместен, если составлять колоссальный образ русского Христа.
…эфиопские иконы, убранство их – православных — церквей – не похожи на русские…
Православие различно, различно и восприятие людьми, находящимися в недрах православия, образа Иисуса.
И если многое в огромном составном образе русского Христа поддаётся словесному изображению, то ещё больше остаётся на уровне тончайшего чувствования, которое не выразить словом.
Александр Балтин,
поэт, эссеист, литературный критик
