Реализм Сенчина особый: внимательный, подробный, не упускающий ни одной детали: всё должно быть зафиксировано, собрано в тексте, каковой в свою очередь должен отличаться глобальностью, или хотя бы тяготеть к ней. Что, кроме реализма реально? Сама жизнь учится у него…

ПАРИЖ НЕ СПАСЁТ

…явь Андрея Топкина – главного героя повествования «Дождь в Париже» — даётся предельно замедленно, чтобы каждый поворот раскрывал нечто наиважнейшее, характеризуя то героя… то его сны.

Кризис среднего возраста излечить ли поездкой в город мечты – Париж?

Герой пробует сие: перегруженный массою подробностей былого, и почти с ощущением кошмаром осознавая, сколько воспоминаний принадлежит ему одному: общая черта всех, всех.

…в каждом хорошем герое: хорошо выписанном – как в капле – сосредоточены отражениями мириады других людей.

Судьбы схожи у большинства – при этом шероховатости их абсолютно индивидуальны.

Но – Парижа с открыток и рекламных проспектов нет: серый город, косой, всё штрихующий дождь, алкоголь…

И остаётся – бесконечный морок воспоминаний.

Сенчин убедителен: его язык не спутаешь ни с чьим, и внимание к теневым, порою страшным сторонам жизни, интенсивнее, чем к солнечной стороне оной.

Что ж?..

В этом много правды: как сосредоточена она и в том, что место пребывания вовсе не связано со счастьем.

Достижимо ли оно?

Серьёзно ли вообще это понятие?

Но повествование Сенчина исполнено с тою мерою писательской силы, когда следить за переживаниями героя интереснее, нежели думать об этом.

ЗОНА НЕСПРАВЕДЛИВОСТИ

…как будто журналистское расследование, проведённое поэтическим языком души: при том, что густота плотности письма вполне соответствует индивидуальной манере Р. Сенчина – так можно охарактеризовать «Зону затопления»…

Нет привычных главных героев: ими – в большом количестве – становятся проблемы: рассматриваемые с разных сторон; все не взвесить, хотя хотелось бы.

Вероятно, за их наличием скрывается тайна бытия: которую так заманчиво было бы наконец расшифровать…

Нет и увлекательного сюжета – впрочем: он и не нужен, коли видим мы зону затопления глазами тех, кого исторгнут с родной земли, исказив им корень квадратный существования.

Быт жизни ломается: всё искажено, злоба логична.

Как всегда, Сенчин исследует пограничные, тяжёлые состояния: иные из которых – есть, а потом провал.

…пенсионерка ковыряется в огороде, кормит куриц, питается одной картошкой.

Молодая семья, точно подвешенная на острой проволоке конфликтов.

Журналистка, приходящая в чужой мир, видящая несправедливость его, понимающая, что соль жизни такова, что изменить её ни у кого не достанет сил.

Удешевление производства происходит за счёт человеческих жизней и экологических катастроф; а бюрократическая волокита остаётся слепком с кафкианского процесса…

Хотя от Кафки у Сенчина мало: но всё – от русской, тяжёлой, вечно вектором несправедливости движимой реальности…

ТОЛЬКО ХЛЕБОМ

Капитан милиции – чем-то напоминающий замятинского Барыбу: тяжёлый, камнеподобный, с коровьей кашей вместо мозгов – работает в провинциальном городишке: в вытрезвителе, щиплет помаленьку пьяненьких, пока однажды чрезмерной дозой перцового газа не отправляет на тот свет нескольких забулдыг.

…в романе «Елтышевы» будет несколько убийств: и все убивающие не испытывают ничего, будто совершают нечто естественное, логичное…

Так, мол, надо…

Или?..

Больно тяжела людская фактура, представляемая Сенчиным: больно недолюди даны, хотя – вроде бы обычные, из плазмы, из самой гущи.

…со службы капитану, конечно, придётся уйти, потом с семейством перебраться в деревню, и покатиться тогда: кривая, кособокая беспросветность; потащит по кочкам…

Словно исследуется феномен именно таких: недоразвившихся людей, с усечённой, или отсутствующей совестью, с интеллектом, чуть превышающим уровень звериного (хотя…каких зверей иметь в виду), с напрочь отсутствующими представлениями о добре и зле.

Только – удобно ли ему; нужно ли это, не нужно.

Словно, не хлебом единым – то есть не только рефлексами и инстинктами – отменено жизнью российской глубинки.

Хлебом. Только хлебом.

Ещё водкой: или любым пойлом, только бы залить мозги.

Страшная книга.

Страшнее всего то, что правдивая: и о правду эту…какаю-то наждачно-подвальную, заскорузлую обдираешь душу.

Александр Балтин,

поэт, эссеист, литературный критик

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ

Please enter your comment!
Please enter your name here