У него свои отношения с Богом, небом, высотой; он ступает по облакам: «архангел-тяжелоступ» — по огромному, сверхточному определению Цветаевой; он ступает по облакам словес, добывая ещё неслыханную музыку, и она разносится уже больше века…
…были совсем ранние стихи: ещё не слишком «маяковские», в них было иное ощущение Бога: точно связанное с патриархальностью, с медоточивостью церкви даже:
Не знал я, то мать или ангел-хранитель,
Ему я, как ей, улыбался во сне.В последней обиде, в предсмертной
пустыне,
Когда и в тебе изменяет мне все,
Не ту же ли сладость находит и ныне
Покорное, детское сердце мое? Безумье иль мудрость, — не знаю,
но чаще,
Все чаще той сладостью сердце полно,
И так, — что чем сердцу больнее, тем слаще,
И Бога люблю и себя, как одно.
Ещё не характерно, ещё… точно зыбкость поиска собственного «я» проступает, трепеща; а так…
Ведь в гости к Маяковскому заходит, сияя, солнце, требует чая и варенья.
«Пусть богу старухи молятся!» — это уже по-маяковски: сильно, вразнос, но тут – не Бог, а церковь, все века тщащаяся подменить Его собою…
Антипоповского – абсолютно справедливого – много в речениях горлана-главаря: «От поминок и панихид у одних попов довольный вид» — не потускнело со временем утверждение, применимо и к нашим временам.
Он воспринимает церковь социальным феноменом: каковым она во многом и является, и он обрушивается на установившийся веками порядок добывания попами денег – из темы и тела Христа.
Священник должен быть нищ и свят: тогда и отношение к нему было бы другое…
Иное звучание имеет «Послушайте», где нежность внутреннего религиозного чувства: стыдно громовержцу Маяковскому демонстрировать нежность! — облекается в урбанистические метафизические одежды конкретики:
И, надрываясь
в метелях полуденной пыли,
врывается к богу,
боится, что опоздал,
плачет,
целует ему жилистую руку,
просит — чтоб обязательно была звезда!
Похоже ли это на стихи атеиста?
Собственно, и атеизм – странное состояние, изнаночная вера, необходимость подкреплять себя мыслью об отсутствие главенствующей силы, чтобы оставить себе хоть крохи самостоятельности в жизни…
Парадокс заключается в том, что атеист, судя по всему, может быть гораздо ближе к Богу, нежели церковный иерарх: для этого достаточно сравнить громокипящего, обновившего весь состав языка Маяковского – с каким-нибудь современным церковником, на «мерседесе» возвращающимся в хоромы свои…
У поэта было огромное, всё вмещающее сердце: достаточно вспомнить фрагмент из поэмы «Про это» — о мальчике самоубийце: «Вата снег. Мальчишка шёл по вате…»
Человек, обладающий подобным сердцем, — и соответственно: сознанием — не может не чувствовать огромности пластов, нависающих над нами, не говоря о безднах, сокрытых в нас…
Своеобразная вера Маяковского была горячей, раскалённой даже; и её факелы часто освещали его могучие, великолепные стихи…
Александр Балтин,
поэт, эссеист, литературный критик
