К 85-летию Евгения Рейна
Внешний мир Евгения Рейна избыточен: всего в нём навалом: еды, одежды, улиц, проулков, приятелей, парков, церквей, утренних ароматов, запахов, приглушённых сумерками, дач, видов материи, книг, разочарований… Депрессии…
Рейн будто задался целью вложить в стихи как можно больше внешнего мира, перевоссоздать его космос, дабы, устроенный в строчках и строфах, он выглядел несколько иначе, чем обычно, со смещённым углом: тем, который ему предлагает Рейн…
Полноводно текущая река – полновесно текущие строки:
В ресторане играли танго —
это верхний этаж отеля,
и хрустальных рюмок огранка
влагой жизненной запотела.
Растворялись белые ночи
в «Ркацетели» — «Напареули»,
жизнь была длинней и короче,
чем поставленное на ходули
время поздних пятидесятых…
Разворачивается предметный каталог: если вино, так непременно должна быть упомянута марка, ежели отель, так означен его этаж.
Ранний Рейн отличался таким же раблезианством, как поздний: непременное изобилие деталей, море разливанное ракурсов яви…
Поздний несколько сдержаннее, что логично, но суше не стал: Рейну не идёт карандашный рисунок, тут только масло, его неистовство, избыток.
И мазок должен быть крупным, не прятаться, открывая себя полноценно, в нюансах.
Там, где Московский в Загородный влип,
Там между петербургских великанов
Стоял на постаменте серых глыб
Георгий Валентинович Плеханов.
Он вдаль немую руку простирал
И говорил он гладко и не ложно,
Стоял налево Витебский вокзал,
Стоял направо — как это возможно? —
Обуховский непоправимый мост,
За ним Сенной вовсю клубился рынок,
И два квартала вышли из корост,
Вступившие с пространством в поединок.
Разворачивается каталог топонимики; речь клубится, закипает…
Речь – отчасти, как еда – взахлёб…
В стихах Рейна мало неба – достаточно земной действительности.
Что ж…
Она дана выпукло, подчёркнуто, по своему: точно отчёт, с признанием: Жил. Видел.
Александр Балтин,
поэт, эссеист, литературный критик
