К 85-летию Евгения Рейна

Внешний мир Евгения Рейна избыточен: всего в нём навалом: еды, одежды, улиц, проулков, приятелей, парков, церквей, утренних ароматов, запахов, приглушённых сумерками, дач, видов материи, книг, разочарований… Депрессии…

Рейн будто задался целью вложить в стихи как можно больше внешнего мира, перевоссоздать его космос, дабы, устроенный в строчках и строфах, он выглядел несколько иначе, чем обычно, со смещённым углом: тем, который ему предлагает Рейн…

Полноводно текущая река – полновесно текущие строки:

В ресторане играли танго —

это верхний этаж отеля,

и хрустальных рюмок огранка

влагой жизненной запотела.

Растворялись белые ночи

в «Ркацетели» — «Напареули»,

жизнь была длинней и короче,

чем поставленное на ходули

время поздних пятидесятых…

Разворачивается предметный каталог: если вино, так непременно должна быть упомянута марка, ежели отель, так означен его этаж.

Ранний Рейн отличался таким же раблезианством, как поздний: непременное изобилие деталей, море разливанное ракурсов яви…

Поздний несколько сдержаннее, что логично, но суше не стал: Рейну не идёт карандашный рисунок, тут только масло, его неистовство, избыток.

И мазок должен быть крупным, не прятаться, открывая себя полноценно, в нюансах.

Там, где Московский в Загородный влип,

Там между петербургских великанов

Стоял на постаменте серых глыб

Георгий Валентинович Плеханов.

Он вдаль немую руку простирал

И говорил он гладко и не ложно,

Стоял налево Витебский вокзал,

Стоял направо — как это возможно? —

Обуховский непоправимый мост,

За ним Сенной вовсю клубился рынок,

И два квартала вышли из корост,

Вступившие с пространством в поединок.

Разворачивается каталог топонимики; речь клубится, закипает…

Речь – отчасти, как еда – взахлёб…

В стихах Рейна мало неба – достаточно земной действительности.

Что ж…

Она дана выпукло, подчёркнуто, по своему: точно отчёт, с признанием: Жил. Видел.

Александр Балтин,

поэт, эссеист, литературный критик