Маяковский — поэт, привыкший к громам и раскатам, к неистовости звука, рекущий…как в рупор: поэт, интересующийся, что будет через двести лет, или сто…
В «Правде»
пишется правда.
В «Известиях» —
известия.
Факты.
Хоть возьми
да положи на стол.
А поэта
Интересует
и то,
что будет через двести лет
или — через сто.
Повезло, что не узнал – ибо в государстве победившего пролетариата, которое Маяковский: авангардист и новатор, будучи молодым собиравшийся писать для немногих, воспевал – установившаяся власть денег и мещанства, ничего кроме ядовитой сатиры не породила бы.
Пролетариат проиграл.
Не справился он с задачей гегемона.
Но «Летающий пролетарий» остался высверками надежд и россыпью благородных звуковых звёзд.
Фантазия, утопия, 2125 год, закрученный верёвочно словами:
Небо горсти сложило
(звезды клянчит).
Был вечер,
выражаясь просто.
На небе,
как всегда,
появился аэропланчик.
Обычный —
самопишущий —
«Аэророста».
Москва.
Москвичи
повылезли на крыши
сорокаэтажных
домов-коммун.
— Посмотрим, что ли…
Про что пропишет.
Кто?
Кого?
Когда?
Кому?
Вам ясно кому будет принадлежать мир?
Кланам сверх-богатых – других видимых перспектив у него нет.
Но Маяковскому хотелось иного, как и в других своих…поэмах, стихах…
…от нежно-громовитого, громами звуковых гирлянд перевитого облака в штанах – до последнего своего документа «Во весь голос» Маяковский не сворачивал с тропы, прорубленный им в дебрях грядущего, — разным естественно, содержанием, начиняя свои поэмы.
Вашу мысль,
мечтающую на размягченном мозгу,
как выжиревший лакей на засаленной кушетке.
буду дразнить об окровавленный сердца лоскут,
досыта изъиздеваюсь, нахальный и едкий.
У меня в душе ни одного седого волоса,
и старческой нежности нет в ней!
Мир огро́мив мощью голоса,
иду — красивый,
двадцатидвухлетний.
Против – затекания жиром, мещанских буфетов, против – поэзии, как будто: речь Маяковского и ныне звучит необычно, и сейчас поражает раскатистым своеобразием.
Но – «Облако в штанах» — несёт много личного: оно стирается, скажем, в «Летающем пролетарии», но вновь проступает в последней поэме.
Личное – в ритмах и рифмах – всегда; но, приняв революцию (или играя в принятие её), он стал писать то, что не мыслилось в раннюю пору…
Громоздятся в небо они: странными изломистыми колоннами вздымаясь: поэмы Маяковского; и сегодня могущественно звучат раскаты – против жира мещанства, пошлости мысли, плоскости бытия…
Александр Балтин,
поэт, эссеист, литературный критик
