Причудливо-витые улицы Тарту, пропитанные субстратом тишины, спокойствия, старины, мысли; отражение города в сознание словно способствует изощрённости лабиринтов мозга, где мысли рождаются немыслимым, сложно представимым способом… Мысли Юрия Лотмана…
Структура художественного текста подчинена логике, противоречащей линейной, хотя и частично занимающей у неё.
…Лотман пишет ассоциациями: связывая научные построения с теми высверками мысли, что позволяют ощутить и почувствовать, почему это произведение дышит плазмою жизни, а то мертво, как колода для разделки мясных туш.
Лотман пишет сгустками сюжетов, и субстанцией текстового анализа, позволяющего забираться в повторяющиеся глубины: отвечающие всё тем же переулкам старого Тарту.
Странно: но лингвистическая терминология (есть ли нечто более «терминологическое», нежели лингвистика?) звучит у него, как поэзия.
Ну, почти.
Вот мы оказываемся «Внутри мыслящих миров», и, постепенно продвигаясь коридорами книги, понимаем, что математика – это прекрасная и величественная абстракция, более того: ощущаем хрустальные миры над нами возвышающихся идей.
…разворачивается действо книги, давая фейерверки примеров: и Гамлет предстаёт, как будто отчищенным ото всех, бесчисленных интерпретаций: солнечный, сумрачный, одинокий принц…
Культурная оболочка земли даст ту концентрацию мысли, что позволит понять, почему многие большие поэты двигались от усложнения к аскетизму.
Лотман рассматривал и решал массу проблем; он умел виртуозно ставить вопросы; и в тоже время формовать текст так, чтобы читательский интерес не гас: «Быт и традиции русского дворянства» тому примером: блистательным, объёмным, детализированным предельно.
И космос Лотмана, и его лабиринты были насыщены питательным веществом семиосферы, упоминаемой им практически в каждой работе: и это насыщение сделало проделки времени относительно работ Лотмана мало значимыми…
Александр Балтин,
поэт, эссеист, литературный критик
