К 220-летию Александра Одоевского
Цветы декабристов, стоившие им жизни: в случае с пятью руководителями, и гладкости жизни – в случае с остальными – ныне принято вытаптывать… А зря – ибо бескорыстный порыв, руководимый благородными аристократами, достоин наименования подвига; но… какие подвиги в мире, закрученном люто вокруг стержней эгоизма и прагматизма?
Сентиментально-меланхолическим тенденциям в литературе Александр Одоевский противостоял также, как Грибоедов и Рылеев; строки Одоевского вибрировали жизнью: принятием её, и той мерой света, что удалось наработать годами судьбы и опыта:
В странах, где сочны лозы виноградные,
Где воздух, солнце, сень лесов
Дарят живые чувства и отрадные,
И в девах дышит жизнь цветов,
Ты был! — пронес пытливый посох странника
Туда, где бьет Воклюзский ключ…
Где ж встретил я тебя, теперь изгнанника?
В степях, в краю снегов и туч!
Элегичность естественна: каждый получит долю и меру разочарований, но стоическая интонация Одоевского противостоит сей мере…
…по обычаю старинных дворянских семей – Александр Одоевский с юности был зачислен на гражданскую службу: канцеляристом в Кабинет его величества…
Придворная жизнь даёт пищу поэзии:
Открылся бал. Кружась, летели
Четы младые за четой;
Одежды роскошью блестели,
А лица – свежей красотой.
Усталый, из толпы я скрылся
И, жаркую склоня главу,
К окну в раздумье прислонился
И загляделся на Неву.
…словно: усталость от блеска склоняет к размышлениям, и вид Невы вдруг прорисовывается в стихотворение с нежной силой.
…всюду поэзия: во дворце, в энергии созревания бунта, в разочаровании, в частной жизни, в деревне.
Всюду поэзия: рокочущая и спокойная, мелодичная и напевная, разнообразная, нужно только уметь улавливать её флюиды.
С гражданской службы Одоевский переходит в недра военной: в Конный лейб-гвардии полк; принятый в Северное общество декабристов, примыкает к его радикальной части; принимает участие в восстании на Сенатской площади: становясь участником драмы, написанной, казалось, самой историей.
…трепещут и развеваются на ветру праздника штандарты стихотворения, посвящённого Грузии:
Дева черноглазая! Дева чернобровая!
Грузия! дочь и зари, и огня!
Страсть и нега томная, прелесть вечно новая
Дышат в тебе, сожигая меня!
Не томит тебя кручина
Прежних, пасмурных годов!
Много было женихов,
Ты избрала — Исполина!
Живой огонь бежит по строчкам, пропитанным плазмой жизни.
Двенадцать лет каторги раскрываются сибирской бездной, в которой предстояло выжить…
В том числе — чтобы вернуться, быть определённым рядовым в действующую армию на Кавказе, сблизиться с поручиком Лермонтовым…
Стихотворение становится хрестоматийным:
…Наш скорбный труд не пропадёт:
Из и́скры возгорится пламя,
И просвещённый наш народ
Сберётся под святое знамя.
Вторая строчка отправляется в крылатый полёт вечности; ибо и жизнь Александра Одоевского была тем пламенем, что светит другим.
Александр Балтин,
поэт, эссеист, литературный критик
