К 180-летию Фридриха Ницше

Ницше… Он заходит в бордель, садится к роялю, и наполняет пошлый, плотский дом звучанием, которое мало связано с земным… Он изобретает сверхчеловека, используя образ огненного Заратустры, будучи хилым, не обладая даже крепким здоровьем, и в компактном теле его бушуют неистовые вихри, а мозг, словно работающий постоянно, сбивает ритмы обыденности.

1

Стройте ваш дом у подножья вулкана!

Это – опроверженье бюргерского лада, равно – пасторского быта, которым окружён был: плотным, тёплым кольцом – с детства…

Он не был философом: но – поэтом размышления, систему построить представлялось ему столь же пошлым, как влиться в почтенное воркование сытых буржуа.

Но… он был сыт, и войну познал краем — даже краешком – судьбы…

Головные боли преследовали его с юности: сжимались багровые кольца, терзая бедный мозг.

…или античные фурии, искажая столь любимые образы стародавних времён – впивались в сущность бытования Ницше на земле – равно: в его душевную сущность?

Он пишет неистово: словно вулканом, у подножья которого стоит строить дом, извергаясь на бумагу.

Дионис улыбается Аполлону, хоры звучат сверхчеловеческой мощью, и рухнет сейчас всё, разлетится в куски.

Трагедия была необходима Ницше – он носил её в себе, болея ею, ничего не изменишь.

Можно ли обвинить его в грядущем в фашизме: в том, что в коричневый цвет Европа закрашивается по его интеллектуальной вине?

Опосредовано: ведь из семян, посеянных, скажем, Фихте, невозможно было взрастить национал-социализм.

Ницше сходится с Вагнером, тяготясь до предела филологической средой: где всё слишком правильно, рассчитано, научно и наукообразно; он сходится с Вагнером, алкая революции жизни, как тот жаждал революции в музыке: и – произвёл её; в принципе воздействие Ницше на современников и потомков схоже с действием революции: здесь потрясение становится основой основ.

Раскалённые шары Заратустры!

Огненный пророк, проходящий земными тропами, излагает притчи, вчитываясь в которые не обретёте покоя.

Сложно сказать, с чем связаны нападки на христианство, осуществлявшиеся Ницше постоянно: с ощущением, что оно не состоялось, будучи закуклено и заморожено земным вариантом церкви?

Отторжение – детское и юношеское – пасторского быта, слишком пресного для героя?

…на другом полюсе схоже неистовствует Бранд – каменно-нежный герой ибсеновской драмы: ведь норвежец не мог не быть близким германцу.

Впрочем, Ницше предпочитал южную Италию и тихую Швейцарию: мыслить, как полубог, жить, как буржуа.

Но последнее не очень получается – безумия клешнями раздирает мозг, головные боли усиливаются, сестра сопровождает бедного Фридриха, живущего таким напряжённым интеллектуальным космосом, что неясно, как можно вообще выдерживать такое напряжение.

Он взрывается стихами, и, насколько они соответствуют внутреннему его кипению, настолько расходятся с образом яви, с бытованием Ницше на земле, в недрах вечного вращения юлы юдоли:

Топчи моё имя в грязи! Позорь и бесчестье прощая.

Любовь пусть замучит меня! Топчи моё имя в грязи,

Я юность твою погубил, извлёк из обителей рая,

Топчи моё имя в грязи и смертью меня зарази!

Казни красотою своей, бросаясь на грязное ложе…

В объятьях безумных ночей казни красотою своей,

И тело богини моей на падаль пусть будет похоже!

Казни красотою своей и смейся над жертвой страстей!

Я всё, всё прощаю тебе, прости же меня, дорогая,

Забудь оскорбленья мои, я всё, всё прощаю тебе,

Любовь пусть замучит меня, и ревностью страшной сгорая,

Я всё, всё прощаю тебе, как злой и коварной судьбе…

Дионисийства нет в мире.

Нет античности, дававшей светозарный идеал.

…лунная Лу Саломе вспыхивает в его жизни восторженным огнём…

Роман не сложился: но тайное очарование этой женщины остаётся тотальной загадкой: ведь помимо Ницше она притягивала к себе внутренним магнитом Рильке и Фрейда…

Гениальная слушательница?

Возможно…

Носительница вечно-женственного начала?

Не исключено…

…Заратустра, исполненный Ницше, покидает родину и любимое озеро, удаляясь в горы, чтобы постигнуть мудрость.

В чём она?

О рассыпана везде, растворена в воздухе, нужно только уметь конденсировать, концентрируясь на главном.

«Три превращения возраста», о которых толкует Заратустра, символически показывают человеческое бытие: но – только в стадии ребёнка можно творить: Ницше и оставался вечным ребёнком.

Равенство не свойственно людям, как утверждал Заратустра, ибо воля к власти разрушает этот хрупкий кокон – раздёргивает его на волокна…

Стиль Ницше отточен: будучи классическим филологом, он ведал о построение слов всё, тяготея к афоризмам, к меткости, с которой надо разить читательское сознание…

Афоризм порою комментирует сам себя, разворачиваясь новой смысловой конструкцией; словесное построение усложняется, мысль ветвится.

В мыслях нет покоя: хотя в горы обычно удалялись, строя скиты и собираяашрамы, именно для покоя и тишины.

Внутренняя тишина явно не свойствена Ницше, всё расплавляющему в огнях неистовства.

…погружённый в себя в психиатрической клинике Базеля, он по-прежнему ищет баланс между дионисийским и аполлонийским началом, выводя формулы, которые будут непонятны большинству.

Вместе – он очень земной – Фридрих Ницше: он критикует христианство именно за предпочтение потустороннего; и, утверждая смерть бога, считает, что человечество утратило доверие к сверхчувственным основаниям ценностных ориентиров.

Вдруг покажется: за всею неистовостью его стоит жажда общества, живущего интеллектуальным и душевным счастьем: свет античности – и лучшее из наработанного последующим человечеством совмещены; выдержать иллюзию невозможно: психиатрическая клиника логична.

Мать забирает его оттуда.

После смерти её Ницше настигают апоплексические удары.

Философия его, которая в сущности — поэзия огня и мысли, расходится широкими кругами по миру: мешая негатив с позитивом, заражая сердца и души людские…

2

Вагнер резко отличался от тяготившей Ницше филологической и философской, приверженный сухим схемам и скучному наукообразию среды, и — произвёл на Ницше огромное впечатление.

…а Заратустра уже шёл по ступеням пророчеств, и философии, граничившей с поэзией, которая будет использована тьмою.

Искусство древних греков, и чаянья переустройства мира, и возрождения духа нации и тома Шопенгауэра – всё мешается в причудливый, чрезвычайно энергичный космос, и Валькирии мчатся где-то внутри его – яростно, мощно…

Ницше сочинял музыку под влиянием Вагнера.
Он совершил поездку в Рим, где познакомился с Лу Саломе, впрочем, это можно прочитать в любой биографической справке – или монографии, каковых о Ницше существует тьма.

Интересно другое.

Бродячий философ, взявший имя в честь Заратустры, и говорящий вещи, которые основателю зороастризма и не пришли бы в голову.
Человек есть натянутый над бездной канат: но бездна ему неведома своею сущностью; человек есть канат из прошлого в будущее: от примитивных форм до сверхчеловека, толкуемого так, что белокурая бестия, ещё не рождённая, уже дана в коконе мысли.

Мысли кривой и красивой, сверкающей и не верной; мысли яростной и одинокой – как стихи Ницше: все они – одинокие волки.

Мысль или болезнь сгубила философа?

Болезнь, разъедающая поэта, всегда сообщает определённый колорит его вещам.

Лабиринты мозга путаются, каналы их засоряются, и путь живительной влаги размышления затруднён.

Видения багрово плывут перед глазами, и смерть тянет руку – она не обязательно костиста: может оказаться вполне мягкой, и даже желанной.
Так, или иначе, возможность истолковать учение (если считать, что в его перенасыщенных поэзией томах есть учение) таким образом, каким истолковали его в Третьем Рейхе, говорит не в пользу Ницше – философию, скажем, Фихте нельзя использовать в подобном ключе. Но бродячий философ, взявший псевдонимом имя великого пророка, по-прежнему совершает свой бесконечный путь во многих и многих умах.

Александр Балтин,

поэт, эссеист, литературный критик