К 90-летию Василия Белова
Ложатся фразы Василия Белова в пазы друг другу, как тщательно обработанные плотником доски; ложатся без зазора, не вставить металлический предмет критики между ними. Острый предмет.
1
Лодка плывёт – и человек, глядя в воду, видит, как гуляют по водным тропам горбатые окуни: большие, твёрдые, прохладные.
Изначальность воды плывёт, мерцая тишиною, жизнь тая и открывая. Давшая некогда всю жизнь – изначальность воды…
Свежесть сна – и городские дебри, что откроются чуть позже в «Воспитании по доктору Споку» Белова: писателя столь от земли русской, сколь сама она – от древности славной силы.
…девчонка в летнем платье, стоящая на большелобом камне, зовущая сновидца; летняя отрада и успокоение, и – городская комната с привычным бардачком.
Плавно разматываются круги повествования – как будет оно ткаться на прялке старинной в этнографических очерках Василия Белова, всю жизнь собиравшего бывальщины, песни, пословицы, предметы материального быта; словно и не поэтизирующего Север, но показывающего его таким, что любая поэтизация была бы избытком.
Закаты и восходы, как духовные веера простоты и смысла, простёртые над нами; деревенский, деревянный лад, как нечто, извлечённое из недр затонувшего Китежа.
Советский Китеж затонул окончательно, оставив по себе много замечательных свидетельств.
…песня, одиноко звучащая над водой.
И снова, как в словесном, чудесном фильме, мелькают кадры «Привычного дела»: Иван Африканыч Дрынов, напившийся с трактористом Мишкой, едет на дровнях, да по пьяной лавочке не туда – беседуя с мерином Пармёном, не в ту деревню заворачивает, значит, в свою попадёт только к утру.
Привычное дело.
Дрянное, российской, такое обыденное, привычное дело – да что с ним поделать?
Жена родит девятого, а после родов тяжёлых – сразу на работу, пока не хватит удар от жизни на износ…
И вспоминает Африканыч гармонь – не успел научиться на басах играть, как отобрали за недоимки.
Страшно.
Привычно.
И родное всё – не выбросить из бесконечной метафизики жизни, не зачеркнуть.
Только и остаётся – упиваться волшебным, млеком жизни текущим языком, да вспоминать чудные, цветовые красоты северной земли…
2
Кругло кладутся фразы, живописующие народную жизнь: ту самую, из гущи, из недр, из плазмы…
Привычное дело!..
Всё, что с Африканычем не происходит, обозначается именно так: с простым и крепким стоицизмом: мол, ничем не возьмёшь, надо принимать жизнь, какою дали, что уж тут…
Лукавый прищур будет в самый раз, коли придётся соперничать с судьбою, гораздой на различные выверты.
Прост ли язык Белова?
Он вычерпнут из глубин…Даля: нет, конечно – из самых толщ бытия: знакомый всем деревенским, уже практически ушедший язык.
Африканыч не представлял, какою может стать реальность, проживая свою: деревенскую, плотницкую, разную такую.
Белов оставил деревню – какой знал её наизусть, какую – с бытом и нравами – живописал в «Повседневной жизни русского Севера»: и краски приглушены, а то вдруг – вспыхнут невероятной радугой, разлетятся, разойдутся, расплещутся окрест.
…чего в «Плотницких рассказах» в избытке – так это работы: причём такой, что поверишь: работа – труп творчества: она в недрах повествования — тяжёлая, отупляющая, без искр.
Просто, монотонно, страшно: в принципе – слишком страшно, чтобы на всё реагировать так: привычное дело.
Но реагирует Африканыч, реагирует: другому не обучен.
Север и жизнь, круто смешанные субстанции загораются различными огнями: и ткётся, ладится проза Белова: как изба, вдвинутая в века, и – в метафизические небеса.
3
Клюевской деревни нет: давно нет…
…плещет метафизикой медный кит, и «Заозёрье», пронизанное своеобразным лучением, представляющее собой феноменальное узорочье слов, вспыхивает художественной этнографией, умножаемой на космос забытого бытия.
…они не умирают – такие варианты космосов: зафиксированные в слове, как явлено в нём – потаённое, русское, сектантское: в густо-музыкальном исполнение Клюева.
И – невероятно цветовом: ярком, переливающимся, как вариант метафизического хвоста павлина.
Василий Белов – внешне прост: это простота воды, глядя в которую видишь все камушки, всю невероятную тайнопись речного (если речка невелика), или озёрного дна.
Белов прозрачен и ясен: как вода, входящая в состав всего, определяющая жизнь.
Деревня долго определяла русскую жизнь: об этом и у Клюева, с его мистикой и магией избы, орнаментов, уклада, и у Белова – совершенно другую деревню изображающего…
Послевоенная, советская, где труд – дегтярен, где он тяжёл, как попытка вернуться во время, которое безнадёжно ушло.
Время этих деревень минуло: но – выявленное двумя мастерами, столь не похожими, работавшими в противоположных полюсах словесности – ибо поэзия и проза разнятся, как восход и закат – они продолжают жить: жить невероятно, благоухая, распространяя духовные радуги и ароматы, давая смысловые аккорды былого, из корня которого растёт бесконечное настоящее, чтобы стать неизвестным будущим.
4
Отход от деревенской темы: вместе: сохранение своеобразной деревенской деликатности в решение вопросов, больше касающихся городского бытования: распад семьи, отказ от традиций… чреватый, разумеется: «Воспитание по доктору Споку» воспринималось не совсем беловской вещью, вместе являясь – именно ею: по стремлению добраться до корней, расшифровать коды многих проблем.
Нравственного распада, например: в наши дни завершающего своё триумфальное гниение.
Эмансипация разрушает семью?
Возможен и такой аспект восприятия.
Муж не хочет идти домой: так тяжко и одиноко ему, а конфликты начались после рождения дочери.
Жена, переполненная учением Спока, буквально, не обращая внимание на индивидуальность дочери, сделала из неё… робота, живущего по часам, по бесконечно-скрупулёзному режиму.
Муж был против…
Есть ли правота?
Вязкая паутина ссор оплетает супружескую жизнь.
…непроизвольно возникает мысль: в деревне это невозможно: слишком иной там воздух: в том числе и духовный…
Но стиль — беловский, переливающийся в душу читателя духовным млеком; особенно в начале, где столько сияний исходит от воды.
Да, «Воспитание по доктору Споку» стоит особняком в мире, организованным Василием Беловым, и – свидетельствует о масштабах писательского дарования, о больной совести и отзывчивости на все проблемы, раздирающие социум.
И тогдашний – и: продолжено – нынешний.
Александр Балтин,
поэт, эссеист, литературный критик
