К 120-летию Теодора Адорно
Уплотнённый мир гегелевской диалектики подразумевает участие в мысли столь не многих…
Адорно оказался втянут: о! он обрушивался на культуру и общество: первую – за то, что в ней избыточно фаустианства, второе – за то, что оно слишком затекло, заросло замшелым салом; он обрушивался на них, используя мрачную, тяжёлую фигуру Гегеля, провидца мирового духа, так, что и сам Гегель бы не понял, как его монументальные, усложнённые тексты легли в основу критики, столь мощно осуществляемой Адорно.
Он закручивал тугие петли и дуги мысли – может быть, слишком тугие: совмещая виртуозные вибрации психоанализа венского шамана – если верить определению Набокова, – колоссы косно-космических построений Карла Маркса, истовую критику культа потребления, гарантирующую расчеловечивания человека.
О Боже! Какие определения жизненных воззрений: экзистенциализм, феноменология, неопозитивизм! Какие игры оттенками смыслов: но – всё ниспровергал суровый Адорно, не устраивало какого ни одно из… глобальных игрищ ума.
С одной стороны – он предлагал своё.
С другой…
…его эстетика барочна, и, давая ей словесную плоть, Адорно соплетал многие символы, если представить их линиями, требующими плетения – орнамент ждёт…
Он ждёт всегда!
Орнамент жизни переусложнён…
Адорно работал с философией музыки, имея в виду в основном германский её аспект: где наиболее полно реализовывалась неидентичность…
Творец не совпадает с музыкой: опережающей его, диктующей ему правила свои, эстетику, узловой орнамент звуков.
…Адорно… вундеркинд, окончивший гимназию экстерном в совсем розовом возрасте, всю жизнь отдавший напряжению мысли, доказывает, как мощно может взрасти тростник, напитанный этой субстанции: неустанной мысли.
Ну и… речение его, написанное остриём совести по плоти человеческой неправильности, горит рубинами духовной крови: Как можно слушать музыку после Освенцима!
Как?
Освенцим не отменяет мгновенный дым судьбы: судеб, соединяющихся в суммы…
Освенцим должен отрезвить человечество, но афоризм Адорно, связанный со слезинкой ребёнка, хотя и неизвестно, как философ относился к Достоевскому, свидетельствует о таком напряжение души и совести, что, сколько б интеллектуальных лабиринтов Адорно не завернул, этот выход-выкрик будет гореть всегда.
Александр Балтин,
поэт, эссеист, литературный критик
