К 90-летию Андрея Тарковского
Кинематограф… был когда-то авторским. Более того – он мог быть поэтичным: в той мере, в какой поэзия является субстанцией жизни, пусть большинство среднестатистических бытований проходит вне понимания этого. Природа, наплыв ветра, согласность травы согнуться под ним, мелкое перебирание лиц листьев – показывались Андреем Тарковским так, что это завораживало, как глубокая молитва…
…неспроста его отец, несомненно влиявший на него, Арсений Тарковский, великий русский поэт, читает – голосом глухим и вещим – свои стихи в «Зеркале», отражающем реальность настолько, насколько все мы запутались в её лабиринте, мешая чёрное с белым…
Разумеется, белое – более того: прошитое золотыми нитями неба, предлагал зрителю Андрей Тарковский.
Он предлагал многое: и осмысление истории, и осмысление сущности жизни…
В принципе, два человека, идущие в зону – Профессор и Писатель – просто маски: боль у каждого своя, но возможное счастье, которое сложно постигнуть, прикасаясь к потустороннему: к зоне… — может пробрать острыми лучами зрителя.
Как купается в её (зоне) зелени, вслушиваясь в токи тишины Сталкер: великолепный Кайдановский; который – через какое-то пространство кинематографического времени – будет возлежать щекой на камне, выражая такое страдание – что от сострадания, красной, раскалённой нитью пронизывающего лучшие образцы словесности русской, сводит субстанцию души.
Многие, якобы знающие, утверждают, что страдание целит.
…почему не приходит в головы простейшая мысль, ослепительный аналог: если Бог есть Любовь, вероятно, он нашёл бы формы духовного исцеления, слишком отличные от земной боли…
…что-то здесь не так.
Обратитесь к Даниилу Андрееву, думается Тарковский знал его феноменальную симфонию в слове – «Розу мира»…
…чёрный, чёткий мир-миф «Андрея Рублёва» поэтичен в высшей степени: начиная от летающего мужика, исполненного выдающимся поэтом Николаем Глазковым: не пролетит, конечно, долго, упадёт, убьётся – но: каково дерзновение!
Тут – против того, что декларировал Горький: «А вы на земле проживёте, как черви слепые живут, ни сказок о вас не расскажут, ни песен о вас не споют…»
Взлечу!
И – через поэзию скоморошества, прекрасно представленную блистательным Р. Быковым – к поэзии высшего откровения: икон, что творил Рублёв…
Есть в поэтике фильма… нечто и от языка Андрея Платонова: сплошь поэтического, делаемого через тотальные корневые алогические решения; нечто и от… поэзии «Слова…», звенящего и булатом, и нежностью; и от прикосновения к высоте…
Той, про которую Ингмар Бергман сказал: Я, посмотрев фильмы Андрея Тарковского, понял, что всю жизнь стою перед закрытой дверью в пространство, где он легко перемещается…
Тарковский феноменально показывал-восстанавливал живопись: в «Зеркале» «Охотники» Брейгеля одушевлены: и понятно, что кинематографическая речь об этой картине высока, что тишина её, феноменальный снег, не спешный ход возвращающихся охотников столь представляют плазму жизни, что дух захватывает…
…словно – по серебряной, не представимой, не видимой цепочке духа сила отца-поэта (а в «Сталкере» так замечательно стихотворение, опошленное советской попсой, Ротару, читает, надрываясь и болея смыслами жизни, Кайдановский: «Вот и лето прошло…») – передалась сыну-кинорежиссёру, явившему миру фильмы такой яркости и глубины, что вибрации, расходящиеся от них, не тишают со временем, и если покрываются – то патиной глубины: но она связана с аристократизмом духа, какой в прекрасной мере были отмечены и отец, и сын.
Александр Балтин,
поэт, эссеист, литературный критик
