К 80-летию Сергея Довлатова
«Соло на Ундервуде» расплескает смешные пассажи в пространстве: и оно станет чуть более жемчужно-серебристым. Если оно не улучшается от книг – зачем писать их?
1
Высокая фигура Довлатова плавно убывает в перспективе Невского проспекта, подчиняясь законам тогдашнего времени: для таких, как он, свободу обеспечит только эмиграция…
То есть, конечно, свобода – фикция, одна из глобальных человеческих иллюзий, но… тем не менее.
Чемодан будет собран.
Другой «Чемодан» останется читателям: пока в самиздатском виде, много позже – в квадратуре томов.
…ведь как не зарыдать от жалости к себе: в тридцать шесть лет набрался всего лишь один фанерный чемодан вещей…
Как тут не подивиться жизни, выпавшей на долю?
…за сим просыпается мысль, что и свобода выбора – не больше чем точечная иллюзия: организованная сиюминутной уверенностью – мол, выбрал ты…
А на деле?
Рассмотрите любую жизнь: так убедитесь: обстоятельства, судьба, что и кто угодно – но только не вы делаете выбор.
Даже – пить, или не пить: именно обстоятельства строятся так, что не захочешь, а выпьешь…
Довлатов пил, как известно сильно: и сколько всего забавного, связанного с выпивкой, разбросано по его страницам…
Он видел трагедию: но старался писать так, будто и она преодолима; юмор его был великолепен: он целил.
…герой, уехавший в Америку на ПМЖ, откроет свой единственный чемодан только через пару лет: и каждая вещь окажется красноречивой, говорящей, воспоминания распустятся от соприкосновения с любой.
…отрывки из газетных статей, приуроченных к определённым датам, открывают каждую главу…
Или скорее – новеллу: ибо так строится повествование, наименованное «Компромисс»…
Вся жизнь, вероятно – один большой; но космос Довлатова включает в себя много житейских историй: статейки пафосны, а истории расскажут о том, как было на самом деле.
Пенящаяся лёгкость шампанского была присуща Довлатову: о чём бы не писал…
Лаконизм, включающий жизнь; истории, виртуозно изъятые из неё; свободное дыхание великолепного, грустного, юмором скрывающего это повествователя…
2
Как звучит соло на Ундервуде?
Весело, чуть с грустинкой, как с перцем жизни, задорно, часто с чёрным юмором…
Байки литературные, анекдоты бытовые, космос юмористики, ирония, волокнами перехватывающая трагизм.
У Довлатова всегда одно оттеняет другое: трагизм – иронию, ирония трагизм.
Довлатова не представить без юмора.
Без печали.
Без алкоголя.
Соло на Ундервуде загорается ново-старыми огнями, оживают алкоголики (один с шампанским на вы был: «Третий раз в жизни их пью!», — заявлял), профессора, приятели, лорд Байрон, который был пессимистом, несмотря на гений, молодость, богатство – в отличие от глупого и старого доцента, который оптимист; вращается великолепный калейдоскоп типажей, образов, времён.
Разумеется, это не самая главная книга Довлатова.
Какая самая?
Может быть «Чемодан»?
…всё, что накопил за жизнь – уместится в один, коли отправляешься в безвозвратную бездну эмиграции.
Грустно?
Конечно.
Логично, если ты писатель?
Вполне…
В общем, Довлатов не любил пафоса: как он возможен, когда известна Зона: норов её, безнадёжность, когда живописано всё это…
Может быть, «Заповедник» главная книга Довлатова?
…кризис среднего возраста наползает на творческий, и за маской ироничного цинизма скрывается душа, сильно израненная явью, печаль, заливаемая алкоголем…
Вероятно, все книги Довлатова главные: они строят его космос: неповторимый, удивительный: и стилистически, и интонационно, по-всякому; великолепный космос красивого, талантливейшего человека, делящегося со всеми – своими наблюдениями, экзистенцией, онтологией…
3
Стихи Довлатова можно выудить в интернете: очевидно – поэтом он себя не считал, однако, без стихов в тогдашнем питерском космосе, в какой он был погружён, как же обойтись…
Или это поздние стихи?
Уже из Америки – из совсем инакого: крупного, литого, тяжелого, шарового опыта?
Кончается история моя.
Мы не постигнем тайны бытия
вне опыта законченной игры.
Иная жизнь, далекие миры —
все это бред. Разгадка в нас самих.
Ее узнаешь ты в последний миг.
В последнюю минуту рвется нить.
Но поздно, поздно что-то изменить…
Очень искренние, не слишком искусные, простые, но – глубокие, интонационно насыщенные, и то, что разгадка в нас самих: отдаёт тайной тайн, постигнутой писателем.
А след по снегу катится
Как по листу строка
И смерть висит как капелька
На кончике штыка
Под ветром лес качается
И понимает лес
Что там где след кончается
Сосновый будет крест
А здесь уже – в стихотворение «Погоня» — глаз становится остёр на деталь, всегда столь живописную у Довлатова в прозе, и любая играет, включённая в ритм, в общий замысел…
…посвящения женщине: грустные, образные, со снами, вторгающимися в реальность.
Поэзия Довлатова хорошо дополняет его портрет…
Александр Балтин,
поэт, эссеист, литературная критика
