К 80-летию Сергея Довлатова

«Соло на Ундервуде» расплескает смешные пассажи в пространстве: и оно станет чуть более жемчужно-серебристым. Если оно не улучшается от книг – зачем писать их?

1

Высокая фигура Довлатова плавно убывает в перспективе Невского проспекта, подчиняясь законам тогдашнего времени: для таких, как он, свободу обеспечит только эмиграция…

То есть, конечно, свобода – фикция, одна из глобальных человеческих иллюзий, но… тем не менее.

Чемодан будет собран.

Другой «Чемодан» останется читателям: пока в самиздатском виде, много позже – в квадратуре томов.

…ведь как не зарыдать от жалости к себе: в тридцать шесть лет набрался всего лишь один фанерный чемодан вещей…

Как тут не подивиться жизни, выпавшей на долю?

…за сим просыпается мысль, что и свобода выбора – не больше чем точечная иллюзия: организованная сиюминутной уверенностью – мол, выбрал ты…

А на деле?

Рассмотрите любую жизнь: так убедитесь: обстоятельства, судьба, что и кто угодно – но только не вы делаете выбор.

Даже – пить, или не пить: именно обстоятельства строятся так, что не захочешь, а выпьешь…

Довлатов пил, как известно сильно: и сколько всего забавного, связанного с выпивкой, разбросано по его страницам…

Он видел трагедию: но старался писать так, будто и она преодолима; юмор его был великолепен: он целил.

…герой, уехавший в Америку на ПМЖ, откроет свой единственный чемодан только через пару лет: и каждая вещь окажется красноречивой, говорящей, воспоминания распустятся от соприкосновения с любой.

…отрывки из газетных статей, приуроченных к определённым датам, открывают каждую главу…

Или скорее – новеллу: ибо так строится повествование, наименованное «Компромисс»…

Вся жизнь, вероятно – один большой; но космос Довлатова включает в себя много житейских историй: статейки пафосны, а истории расскажут о том, как было на самом деле.

Пенящаяся лёгкость шампанского была присуща Довлатову: о чём бы не писал…

Лаконизм, включающий жизнь; истории, виртуозно изъятые из неё; свободное дыхание великолепного, грустного, юмором скрывающего это повествователя…

2

Как звучит соло на Ундервуде?

Весело, чуть с грустинкой, как с перцем жизни, задорно, часто с чёрным юмором…

Байки литературные, анекдоты бытовые, космос юмористики, ирония, волокнами перехватывающая трагизм.

У Довлатова всегда одно оттеняет другое: трагизм – иронию, ирония трагизм.

Довлатова не представить без юмора.

Без печали.

Без алкоголя.

Соло на Ундервуде загорается ново-старыми огнями, оживают алкоголики (один с шампанским на вы был: «Третий раз в жизни их пью!», — заявлял), профессора, приятели, лорд Байрон, который был пессимистом, несмотря на гений, молодость, богатство – в отличие от глупого и старого доцента, который оптимист; вращается великолепный калейдоскоп типажей, образов, времён.

Разумеется, это не самая главная книга Довлатова.

Какая самая?

Может быть «Чемодан»?

…всё, что накопил за жизнь – уместится в один, коли отправляешься в безвозвратную бездну эмиграции.

Грустно?

Конечно.

Логично, если ты писатель?

Вполне…

В общем, Довлатов не любил пафоса: как он возможен, когда известна Зона: норов её, безнадёжность, когда живописано всё это…

Может быть, «Заповедник» главная книга Довлатова?

…кризис среднего возраста наползает на творческий, и за маской ироничного цинизма скрывается душа, сильно израненная явью, печаль, заливаемая алкоголем…

Вероятно, все книги Довлатова главные: они строят его космос: неповторимый, удивительный: и стилистически, и интонационно, по-всякому; великолепный космос красивого, талантливейшего человека, делящегося со всеми – своими наблюдениями, экзистенцией, онтологией…

3

Стихи Довлатова можно выудить в интернете: очевидно – поэтом он себя не считал, однако, без стихов в тогдашнем питерском космосе, в какой он был погружён, как же обойтись…

Или это поздние стихи?

Уже из Америки – из совсем инакого: крупного, литого, тяжелого, шарового опыта?

Кончается история моя.

Мы не постигнем тайны бытия

вне опыта законченной игры.

Иная жизнь, далекие миры —

все это бред. Разгадка в нас самих.

Ее узнаешь ты в последний миг.

В последнюю минуту рвется нить.

Но поздно, поздно что-то изменить…

Очень искренние, не слишком искусные, простые, но – глубокие, интонационно насыщенные, и то, что разгадка в нас самих: отдаёт тайной тайн, постигнутой писателем.

А след по снегу катится

Как по листу строка

И смерть висит как капелька

На кончике штыка

Под ветром лес качается

И понимает лес

Что там где след кончается

Сосновый будет крест

А здесь уже – в стихотворение «Погоня» — глаз становится остёр на деталь, всегда столь живописную у Довлатова в прозе, и любая играет, включённая в ритм, в общий замысел…

…посвящения женщине: грустные, образные, со снами, вторгающимися в реальность.

Поэзия Довлатова хорошо дополняет его портрет…

Александр Балтин,

поэт, эссеист, литературная критика

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ

Please enter your comment!
Please enter your name here