К 90-летию Олега Басилашвили

Вот он – Воланд, не сильно соответствующий булгаковскому описанию, но так прочно сжимающий метафизический жезл власти в руке, что веришь безоговорочно. Вот он – граф Призоров: живущий на двух планах: аристократ, словно замкнутый в ауре беспрекословного достоинства, и – современный оборванец пропойца, доказующий сквозную сущность времени. Басилашвили разный.

Равно – великолепный: лизоблюд и вечно гнущийся карьерист из «О бедном гусаре замолвите слово», а вот – Игорь Семёнович из «Ликвидации»: старик-ясновидец: таинственный, окружённый не зримым, но ощущаемым сиянием эзотерики.

Разный – и всегда узнаваемый: все, порой диаметрально противоположные роли, остро стянуты золотыми нитями индивидуальности.

…Москва, как родина, эвакуация в Тбилиси, школа-студия МХАТ…

Этапы.

Периоды созревания – дара в человеке-артисте.

БДТ – как та сцена, что становится родной, позволяя в наибольшей мере раскрыть ракурсы дарования; Серпуховский из невероятной «Истории лошади» — умирающий до смерти, привыкший барствовать, не задумываясь, глубокий, как бездна – в исполнение Басилашвили.

Он же – завиральная фитюлька, подвижней ртути Хлестаков, хлещущий в пустоту словами, и – власть собой воплотивший Людовик Великий из булгаковского «Мольера»…

Громы может метать, а может – стелиться – травкой под ветром: онтологический актёр, тайны бытия познавший, делящийся знанием через образ и мастерство.

Джингл не подведёт.

А Илл узнает расплату: всегда будет, надо только дождаться, хотя и не хочется.

Бузыкин жалок, вместе столь родной, не решительный, вдруг взрывающийся бунтом, невероятный и такой обыденный; и сколь вальяжен пианист, едущий на предпосадочное свидание к отцу, совершенно не ожидавший такого любовного поворота судьбы.

Басилашвили создал космос людей.

Он создал галерею персонажей: одаривая зрительские сердца возможностью светового роста.

Александр Балтин,

поэт, эссеист, литературный критик