Ко Дню памяти Бориса Пильняка
Стиль сухой, как стрептоцид, жёсткий, но и – живописный: сквозь графику проступает густая жизненная наполненность; стиль, подразумевающий и отображение реальности – с перевоссозданием её через своеобразие писательской оптики, и бесконечное течение жизни, которое исследуется Пильняком с тою мерой своеобразия, которая противоречит забвению.
…«Целая жизнь» — характерный рассказ, сделанный предельно жёстко, и, кажется, с таким проникновением в жизнь птиц, которое подразумевает уже духовное зрение…
Птицы не умеют думать – и жизнь: целая – будет развёрнута на импульсах, определяющих их бытования; а то, как самец гладит клювом птенца, завораживает: сквозящей тоской и неизбывной нежностью.
Но – птицы не умеют думать, всё происходящее с ними, происходит, похоже, помимо их воль.
Характерен пейзаж, выстраиваемый писателем: он врезается в сознанье, и снова возникают ассоциации с живописью:
«Овраг был глубок и глух.
Его суглинковые желтые скаты, поросшие красноватыми соснами, шли крутыми обрывами, по самому дну протекал ключ. Над оврагом, направо и налево, стоял сосновый лес — глухой, старый, затянутый мхами и заросший ольшаником. Наверху было тяжелое, серое, низко спустившееся небо…»
Стиль Пильняка очень индивидуален: он не подразумевает подписи: ясно, чьё произведение развернётся перед вами: кратко ли, более пространно.
«Голый год» раскроется мерой обнажённости правды: сильно, чуть приглушённо звуча, поражая всеми особенностями писательской манеры Пильняка…
…концентрация – одна из них: в нескольких словах даётся лицо, или пейзаж, или ощущение дня.
Не говоря – ощущение бездны: которое не оставляет на протяжении всей книги.
Городок Ордынин: азиатская пыль и скука; род Ордыниных – дотлевающий, сам уже окрашенный в сумеречные, либо сукровичные тона.
…голод, сифилис и смерть, ходящие по улицам, как равнозначные персонажи.
Томясь в неизбывности предсмертной муки, люди становятся дикими, мечтая о хлебе, как о счастье.
Сюжет своеобычен: авангардно построен? вероятно; впрочем, жизнь часто сама – такой авангардист…
Словно клочки разных жизней наплывают друг на друга: иной тяжёл, другой сейчас отнесёт в сторону онтологический ветер; все они равноправны: эти клочки, и именно из них и складывается человеческая трагедия.
Для комедий у истории редко находится время; а «Голый год» свидетельствует об истории сильно, протяжно, страшно.
…страшна ли фигура Гаврилова, или логична?
«Повесть непогашенной луны» трактует варианты смерти Фрунзе, превращая фактографию в художественный материал; операцию, которую делать не было необходимости, делают – и пациент умирает на больничном столе: ибо был большим человеком, чья популярность становилась чреватой…
Игры политики всегда окрашены в буроватые тона; однако то, как передано это в повести, делает её неотменяемой, как и многие произведения Пильняка.
Калейдоскоп его рассказов включает самые разные ракурсы реальности: они вспыхивают, играют оттенками, добавляя нового знания о человеке, его породе, его предназначение.
Борис Пильняк вдвинул в реальность внушительный корпус сочинений, чья суммарная сила именно уточняет представление человека о себе и времени – что и делает корпус этот не ветшающим, но с годами — набирающим сил…
Александр Балтин,
поэт, эссеист, литературный критик