Ко Дню памяти Бориса Пильняка

Стиль сухой, как стрептоцид, жёсткий, но и – живописный: сквозь графику проступает густая жизненная наполненность; стиль, подразумевающий и отображение реальности – с перевоссозданием её через своеобразие писательской оптики, и бесконечное течение жизни, которое исследуется Пильняком с тою мерой своеобразия, которая противоречит забвению.

…«Целая жизнь» — характерный рассказ, сделанный предельно жёстко, и, кажется, с таким проникновением в жизнь птиц, которое подразумевает уже духовное зрение…

Птицы не умеют думать – и жизнь: целая – будет развёрнута на импульсах, определяющих их бытования; а то, как самец гладит клювом птенца, завораживает: сквозящей тоской и неизбывной нежностью.

Но – птицы не умеют думать, всё происходящее с ними, происходит, похоже, помимо их воль.

Характерен пейзаж, выстраиваемый писателем: он врезается в сознанье, и снова возникают ассоциации с живописью:

«Овраг был глубок и глух.

Его суглинковые желтые скаты, поросшие красноватыми соснами, шли крутыми обрывами, по самому дну протекал ключ. Над оврагом, направо и налево, стоял сосновый лес — глухой, старый, затянутый мхами и заросший ольшаником. Наверху было тяжелое, серое, низко спустившееся небо…»

Стиль Пильняка очень индивидуален: он не подразумевает подписи: ясно, чьё произведение развернётся перед вами: кратко ли, более пространно.

«Голый год» раскроется мерой обнажённости правды: сильно, чуть приглушённо звуча, поражая всеми особенностями писательской манеры Пильняка…

…концентрация – одна из них: в нескольких словах даётся лицо, или пейзаж, или ощущение дня.

Не говоря – ощущение бездны: которое не оставляет на протяжении всей книги.

Городок Ордынин: азиатская пыль и скука; род Ордыниных – дотлевающий, сам уже окрашенный в сумеречные, либо сукровичные тона.

…голод, сифилис и смерть, ходящие по улицам, как равнозначные персонажи.

Томясь в неизбывности предсмертной муки, люди становятся дикими, мечтая о хлебе, как о счастье.

Сюжет своеобычен: авангардно построен? вероятно; впрочем, жизнь часто сама – такой авангардист…

Словно клочки разных жизней наплывают друг на друга: иной тяжёл, другой сейчас отнесёт в сторону онтологический ветер; все они равноправны: эти клочки, и именно из них и складывается человеческая трагедия.

Для комедий у истории редко находится время; а «Голый год» свидетельствует об истории сильно, протяжно, страшно.

…страшна ли фигура Гаврилова, или логична?

«Повесть непогашенной луны» трактует варианты смерти Фрунзе, превращая фактографию в художественный материал; операцию, которую делать не было необходимости, делают – и пациент умирает на больничном столе: ибо был большим человеком, чья популярность становилась чреватой…

Игры политики всегда окрашены в буроватые тона; однако то, как передано это в повести, делает её неотменяемой, как и многие произведения Пильняка.

Калейдоскоп его рассказов включает самые разные ракурсы реальности: они вспыхивают, играют оттенками, добавляя нового знания о человеке, его породе, его предназначение.

Борис Пильняк вдвинул в реальность внушительный корпус сочинений, чья суммарная сила именно уточняет представление человека о себе и времени – что и делает корпус этот не ветшающим, но с годами — набирающим сил…

Александр Балтин,

поэт, эссеист, литературный критик

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ

Please enter your comment!
Please enter your name here