Захар Прилепин. «Некоторые не попадут в ад». Издательство АСТ, 2019 год.
Захар Прилепин всегда иной и всегда радует, удивляет. Семь жизней – вы помните? Это не метафора, не фигура речи, а реальность. Он умеет быть разным, но при этом не размениваясь, не растрачивая себя попусту, а оставаясь все тем же. У него очень важное качество: подвижность, стремительность, а внутри горячий камень и твердь. Почти что камень веры, ведающий о том, что «жизнь как чудо», и всякий раз детски радующийся этому, как небывалому открытию.
Воин и писатель. Еще и открыватель новых земель. Ищет их, чтобы можно было мечту найти или воплотить. Нет, не Китеж-граж и не Беловодье, а земное и человечное. Вообще-то книгу можно было назвать «Свои», но так уже назвал собственную Сергей Шаргунов. Прилепин пишет о своих, о большой семье, тех самых русских людях за длинным и необъятным столом.
Прилепинский новый роман «Некоторые не попадут в ад», как выстрел. Написан меньше, чем за месяц на одном дыхании, и с символично поставленной точкой в Рождество, хоть и завершается фразой «черным черно». Важен ритм: не вязнуть, не буксовать, а именно нестись, Так сам автор гонял на своем «крузаке» от Москвы до границы и до Донецка. Именно такой стремительный ритм был и у донецких событий, у той мечты, которая вспыхнула там, озарила всех надеждой, но завязнув, отошла в сторону и растворилась в темноте.
Книга именно об этом стремительном беге за мечтой, беге без передышки, без остановки, на всех порах. О борьбе света со сгущающимися сумерками, о земле, на которой могло народиться много плодоносного, пышного, но… Наступления к мечте не произошло, все перешло в вялотекущую стадию, в разлагающий застой. Отсюда и обозначение книги в качестве романа-фантасмагории, как констатации произошедшего выверта, рождающего безответные вопросы. Старания и терзания современного Чайльд-Гарольда и сумерки романтизма и идеализма, ведь идеалисты всегда гибнут.
Книга о тех самых событиях, когда было объявлено, что Захар Прилепин сложил с себя писательские полномочия и стал майором армии ДНР. Несколько лет назад эта новость стала настоящей сенсацией и произвела целый шквал обсуждений от поддержки до проклятий. Породила новость и многочисленные мифы, которыми стала обрастать судьба Прилепина. Но книга, конечно же, не попытка оправдания, не ответ злопыхателям и даже не авторская исповедь и форма донбасских мемуаров, несмотря на то, что роман предельно откровенный и личностный. Писатель экспериментирует над собой. Он предельно откровенен и в тоже время рассыпает для своего героя «семь жизней» в спектре от Егора Ташевского («Патологии»), Саши Тишина («Санькя») и до Артема Горяинова («Обитель»). Автор-герой идет всеми путями одновременно, пытаясь соединить их воедино.
Роман ли это, а если роман, то исповедь, ностальгия или попытка проговорить, что-то понять из пережитого за последние несколько лет на передке, с того самого момента, когда было объявлено о создании «батальона Захара» в близкой мятежной республике? Когда разразилась канонада эмоций, воплей, истерик, звериного рыка и слов поддержки. Когда одни жутко переживали и боялись дышать, дабы чего дыханием своим не нарушить, не толкнуть куда-нибудь в ненужное, а другие мечтали плясать и пузыриться от известий гибельных, кликали погибели и несчастья. Волчьей стаей последовали и весь путь подвывали. Со стороны только этот вой и можно запомнить, уж слишком он был яростный. Но ведь не с волчьим этим жить надо, не через вой обо всем судить и зубовное клацанье, не через «бред сивой кобылы», поэтому и выстрелил книгой глубоко личной и исповедальной. Перед нами сама жизнь, излившаяся на бумагу, меньше чем за месяц под занавес одного года и завершенная в Рождество. Вихрь, пронесшийся впереди той стаи.
В своей новой книге Прилепин описывает такое же пограничье между раем и адом, как и в своей «Обители». Там также действие происходило на территории между ангелами и демонами, а сам роман стал повествованием о «голом» человеке. Неприкрытом, полностью раскрытом, беззащитном. Это место непризнанной республики, где можно заново полюбить мир и людей, а можно и разувериться во всем, погибнуть или погрузиться во тьму.
Секирка там. В одной стороны бесы в разных обличиях, с другой – воины, им противостоящие. В «Обители» мечта о земном рае обернулись СЛОНом и всплеском человеческой жестокости, в Донецке мечта оказалась взорвана в кафе «Сепар». В итоге «никакого мира не зародилось», осталась лишь буферная зона или обычный российский регион.
Захар Прилепин будто примерил на себя шкуру Артема Горяинова, стал не «черной обезьяной», не соскребает в гневе и бессилии лик святого со стены, но становится голым, как на ладони. На Донбассе он раскрыл и раздал себя полностью: свое имя, свою удачу, свою жизнь поставил на кон. Осталась лишь вера, идеализм. Надежда и мечта. Эта вера придала бешеный ритм, и в тоже время полностью лишило защиты: «Такой раскрытый, что даже неприятно смотреть. Легче убить». На то и пограничье, чтобы там были качели жизни и смерти: качнуло – умер, чуть подхватило вверх – воскрес и так вновь и вновь. Его «донецкая жизнь неслась» в разных измерениях: как по горизонтали, перебежками под обстрелом, сменяя позиции, города и страны, так и по вертикали верх – низ, жизнь — смерть. Ощущение, что все это автор решил бешено разогнать, раскачать, чтобы отлитой пулей, вогнать в большую историю, если не в вечность.
Перед нами «книга записанных в рай». Прилепин вписывает, вшивает события новейшей истории, ее главных героев в широкую панораму, эпопею отечественной цивилизации. Он пишет о современниках, в которых отражается весь тысячелетний путь страны. То увидит отражение Стеньки Разина, пришедшего дать волю, то мелькнет улыбка и удаль сражавшихся за Родину бойцов Великой Отечественной, то Василий Теркин не обидную шутку отпустит. Человек субстанционально неизменен, его постоянно разрывает между раем и адом, он отмечен системой распознавания «свой-чужой». Меняются лишь обстоятельства и фон, на котором он проявляет себя: становится большим, или, наоборот, мельчает.
Автор как раз и пишет о больших людях, грандиозных событиях, чтобы вокруг них не развернулась тьма и небытие, чтобы прервать инерцию беспамятства. В его координатах тот же Донбасс предстает не каким-то осколком, странным государственным образованием, «не загоном для своих», не островом Утопией, а есть «мир» — та самая передовая русского мира, о которой не грех и сложить героический эпос. «Он был огромный, как парус, — в него задувал ветер; он был из песни», — так Захар Прилепин описывает главу ДНР Александра Захарченко, которого называли «Батя». До него было рукой подать, как и до воплощенной мечты.
Мечта растворилась убийственной вспышкой и грохотом, с сотнями быстрых шариков, потушивших свет и надежду в кафе «Сепар» в последний летний день. А ведь ему так хотелось повторить: «Я пришел дать вам волю!» Отчего и заболел идеей свободного Донбасса. Того самого другого возможно пути для огромной России, ее альтернативного отражения, более справедливого что ли и человечного. Был и этот путь, когда мы все стояли на распутье, но выбрали иной.
Мечта, воплощенная в непризнанном государстве, в которое «верил как в свет собственного детства, как в отца, как в первую любовь, как в любимое стихотворение, как в молитву, которая помогла в страшный час…». Там у него вновь засветилось детство с желанием похулиганить, путать карты в серьезных раскладах. Там мелькнул у него образ отца, а сам он повторял «Батя». Отца, который вновь подбросил вверх, чтобы вместе не пропасть. Там он вновь влюблялся и венчался. Читал молитвы и стихи и вглядывался в тот самый страшный час, буровил его глазами. И все это вместе дает право сказать главное: вера моя через горнило сомнений прошла. Горнило – это и переживание «распада части серьёзных иллюзий». Можно сказать, что автор сам себя поместил на соловецкую Секирку и обнажился полностью, оттого и книга необычайно личная.
Преодоление нигилизма по отношению к современности – вопрос принципиальный. И речь тут не только о Донбассе, который стал полноценным субъектом истории, но через него и всей отечественной современности. Ведь если она не будет вписана в большой исторический контекст, то может и вовсе пропасть. «Раньше народ мог триста лет из уст в уста передавать былину про богатыря, сказ про князюшку, песню про атамана, — а теперь информация живёт три месяца; потом скукожится в три дня, следом в три часа, — съел таблетку, испытал короткую эмоцию, — всё, до следующей таблетки свободен», — рассуждает Прилепин о скоропортящемся времени, которое грозит тем, что мы, довольствуясь только лишь информационным шумом, можем упустить все самое важное и так погрузиться в темноту и пустоту. А это уже вопрос культурной, если не государственной безопасности.
Разница с героем «Обители» Артемом Горяиновым состоит в том, что тот вышел из соловецкой Секирки опустошенным, тенью себя, а Прилепин – преображенным, пройдя через собственную Голгофу. Это преображение и было смыслом соединения дорог и россыпи жизней. Прилепинский соловецкий роман завершался фразой: «Человек тёмен и страшен, но мир человечен и тёпел». Так и в финале нового романа, будто рэпер Хаски поет, «черным-черно». Такова была точка, поставленная в Рождество, романа-выстрела, отлитого меньше, чем за месяц.
Пусть пока еще «черным-черно» вокруг, но уже сейчас можно сказать: вот пришел великан. Или вернулся в литературу. Показал, что никакой развилки между литературой и воинством нет. Это единый взвод.
Сейчас ему вновь стали указывать на шесток, на место, мол, не в окопе оно, а за письменным столом, а там шаг вправо – шаг влево. Ограничить пытаются, навязать свои узкие мерки, скудный взгляд на мир, в то время, как у него великанья порода и обхват необъятный. Именно таков и есть писатель русский — безграничный, как и его пространство, его территория.
На Донбассе у Прилепина изменился голос, он сам сделался иным на земле, где жизнь и смерть меряются на руках. Там он многим больше стал, чем был до того. Пытался все вместить, но не вмещалось, приходилось погибать, чтобы вновь восставать и вбирать в себя новое. Но потом надорвалось и все разнеслось: и мечта, и надежды, и новый, так и не возникший, мир. Может быть, так Федор Михайлович возвращался с каторги, переживший ожидание близкой смерти. «Умерев» и, пройдя «мертвый дом», он стал необъятен. Также и Захар Прилепин временно выключил свет, чтобы к темноте прислушаться, сокрыть свою наготу и беззащитность, а потом вновь включить и заново увидеть своих. Свои завсегда со светом идут. Это огромный и безбрежный мир, многим больше всего прочего. Большие люди и без маленьких душонок.
Андрей Рудалёв,
специально для «Отчего края»
Наша справка:
РУДАЛЁВ Андрей Геннадьевич – литературный критик.
Родился в 1975 году. Живёт в Северодвинске Архангельской области.
Окончил филологический факультет Поморского государственного университета.
Лауреат литературной премии «Эврика!» (2006) и Всероссийской литературной премии имени Федора Абрамова «Чистая книга» (2019).
С критическими заметками выступал в журналах: «Вопросы литературы», «Дружба народов», «Октябрь», «Москва», «Континент», «Наш современник», «Урал», «Двина» (Архангельск), «Север» (Петрозаводск), «День и ночь» (Красноярск), «Аврора» (Санкт-Петербург), сборнике «Новые писатели» (Москва), газетах «Литературная Россия», «Литературная газета», «Завтра», День литературы» «Экслибрис НГ».
