Памяти Сергея Мнацаканяна
«Русский палимпсест» пишется кровью: слишком изобильна история, слишком щедры её дебри; но и – тишиной мудрости и спокойными мелодиями осознания реальности… Как, например, у Сергея Мнацаканяна…
Сергей Мнацаканян совмещал множество высоких поэтических качеств, делавших его поэзию интересной, богатой оттенками, и, точно перехваченной теми волокнами тонкости, которые свидетельствовали о глубине и нежности дара:
Как меняется жизнь!..
Как порывы ее незаметны,
как уступки малы, а обмолвки — острей и острей,
и над судьбами вьются,
витая, как в съемке
замедленной, эта вечная вьюга и свет городских фонарей…
Медитативная, углублённая, грустная музыка медленно разворачивает ленты лет: и, всё меняясь чрезвычайно быстро, остаётся до ужаса неизменным: в том числе смерть, гораздая приходить, когда не ждёшь…
Сергей Мнацаканян прожил достаточно долгую – для поэта – жизнь…
Он был блестящим редактором, умным, тонким обозревателем «Литературной газеты», остроумцем, чьи иронические стихи блистали острыми гранями.
Но главное – он был самобытным, ярким, сильным поэтом.
Соловьиная кручина
и звериная тоска —
бьет природа, как пружина,
гарью веет у виска…
И сияет — вне закона —
этот сумрак, эта ночь,
свет последнего вагона —
не догнать и не помочь.
Стих мускульно-упруг, и не уступает – скорее метафизической пружине, — что упоминается в нём; и стих мерцает теми огнями, которые словно примиряют с безнадёжностью жизни: мол, что ж с того, что не догнать, ведь вагон-то существует.
В поэзии Мнацаканяна нет безнадёжности, хотя краски, используемые им, богаты: есть и чёрный цвет: но это скорее блеск мокрого от дождя асфальта в свете городских фонарей…
…они красивы сами по себе – шаровые узлы перспективы…
Была великолепная лапидарность – и стилистическая, и мысли – в поэзии поэта:
Человеческий муравейник!
Мир смыкается, как трава:
цепкой Азией — как репейник! —
завоеванная Москва.
Что нам адские перегрузки
в мире евро и первача?
Мы еще говорим по-русски,
два старинные москвича…
Многое в малом: капля воды отражает вселенную: и, остающиеся верными родной речи, слышат и речь поэта: высокую, точную, судящую мир предельной мерой.
Мир избыточен: и этот избыток шумно и плавно: по-разному наполнял произведения Сергея Мнацаканяна: жизнелюбие лучилось, отливая различными красками, оно, казалось, и было определяющим вектором…
Вектор, уводящий в запредельность, мало изучен: или – не изучен вовсе.
Но для поэта, щедро раскрывшегося и воплотившегося в слове, должны открыться новые варианты творчества — там, в беспредельности.
Александр Балтин,
поэт, эссеист, литературный критик
