К 750-летию Леонардо да Винчи
На сквозном автопортрете – будто прорезанным алмазной иглой по материалу вечности – Леонардо кажется стариком: всеведающим, но усталым, занимавшимся почти всем на свете, и во всех сферах добивавшихся таких высот, что понятие ярчайшей звезды человечества становится естественным – применительно к нему – как дыхание…
…современный институт так называемых «звёзд» порочен – это, сделанные денежными вливаниями и пиар ухищрениями, даже не факелы, просто мимолётные спички; но есть подлинные звёзды человечества: Будда, Конфуций, Данте, Ньютон, Бах, Достоевский…
И – разумеется, Леонардо да Винчи: известный даже тем, кто вовсе не интересуется ни живописью, ни тайнами природы, ни инженерным делом…
Есть высший ряд живописи: и снова – картины, представляющие этот ряд, знакомы большинству человечества: такова «Мона Лиза»: одно из самых известных полотен мира, остающееся таинственным в той же мере, в какой не оспорить величие метафизических волн, исходящих от холста…
В ней тишина.
В ней сконцентрирована та огромная тишина, умножаемая покоем, которые могут быть присущи только дальним мирам света, о которых мы, даже обладая трудами Сведенборга и Даниила Андреева, знает ничтожно мало.
Волны золотистого сияния, мерно расходящиеся от «Джоконды», благотворно влияют на всякую душу, возвеличивая её, представляя крошечный лепесток того глобального цветения, с которым так сложно соприкоснуться, живя в материальном, прошитом соблазнами и заботами, мире.
…Леонардо родился в семье нотариуса и крестьянки: словно подтверждая классическую максиму: «Дух дышит, где хочет»; первые три года провёл с матерью, в дальнейшем, разлучённый с нею, стремился воссоздать материнский образ в своих живописных шедеврах.
«Дама с горностаем» — вероятно аристократка: но не есть ли это лицо – драгоценный образ матери?
Его жизнь известна фрагментами: слишком давно она протекала; однако, Мережковский в своём романе дал образ стройный, цельный, и…печальный.
Возможно последнее – от осознания дисгармонии реальности в сравнение с теми гармоническими высотами, что открылись Леонардо во время его занятий.
Его рисунки феноменальны: вероятно, они – свидетельство высших – на земле – возможностей в этом плане.
Он штудирует человека.
Он даёт анатомические изображения черепов.
Он словно пробрался в тайны мозга, оставляя потомкам только намёки в совершенных созданиях пера.
Он изображает каталоги лиц: все эмоции: гнев, страх, восторг, отчаяние, зависть – цветут в его изображениях.
Виртувианский человек даёт классические пропорции, золотое сечение человеческой сути, сердце сердца знания о человеческом устройстве.
Вероятно, Леонардо был и скульптором: хотя сведения об этой стороне его деятельности скудны, и единственная дошедшая работа – терракотовая голова…тоже вызывает сомнения в авторстве.
Большее время, отдавая инженерному делу и изобретательству, нежели живописи, да Винчи совершает прорывы всюду, — кажущиеся фантастическими для его времён; иногда создаётся ощущение, что он сам ценил себя меньше, как живописца, будучи новатором, двинувшим изобразительное искусство вперёд значительно.
Линия у Леонардо получает право на размытость, что даёт новые варианты гармонии; кроме того – мы так её видим; художник осознал явления рассеяния света в воздухе, и возникновение сфумато – некоторой зыбкости, дымки в воздухе между зрителем и предметом его наблюдения; дымки, смягчающей цветовые контрасты и линии.
Он поднял реализм на новую ступень, и объяснял синеву неба в трактате «О живописи»…
Проблемы полёта интересовали его чрезвычайно: он изучал птиц, делая рисунки, летучих мышей, он проводил опыты, и мечтал построить летательный аппарат.
Не пришло время.
«Тайная вечеря» – помимо необыкновенной живописной конкретики – раскрывается феноменальной метафизикой: пониманием Христа: ибо лучение, идущее от фрески, слишком велико, чтобы быть просто следствием мастерства…
Его литературное и философское наследие огромно, но разрозненно: Леонардо всю жизнь делал заметки и рисунки, не беспокоясь об их обнародовании…
Образ его поднимается колоссом к метафизическим небесам, пока нам остаются сиять и сиять сотворённые им громады…
Александр Балтин,
поэт, эссеист, литературный критик