К 145-летию Германа Гессе

«Степной волк»… Гарри Галлер – волк-одиночка, сгусток мысли, эстетический сейсмограф: впадающий внезапно в обыденность жизни, столь противоречащую высотам, предложенным гуманирно-интеллектуальным, надмирным садом. 

1

Вершина ли Гессе «Игра в бисер»?

…длинные наукообразные периоды игры встроены в художественный контекст: и сами преподаны с предельной выразительностью.

Стиль, языковой пласт романа – выверенная комбинация математики и музыки, сияние формул и высота возносимого выше и выше звука, чей исток почерпнут в духовных небесах.

Необходимо выдумать провинцию: ибо метрополия не позволит организовать Орден интеллектуалов: слишком много сует.

Необходимо выдумать провинцию, сверкающую, как кастальский ключ.

Индустриализация приводит к духовной технологии: как бы отнёсся Гессе к избыточной технологичности мира, давшей сто очков индустриальным конструкциям?

Масскульт, все публикации рассчитаны только на развлечение: вот оно – предсказание о нашенских временах.

Основа игры – сочинение глобального текста, включающего в себя все отрасли искусства, причудливо перевивающегося сложнейшим орнаментом, живою плазмой отрицающего расхожее: всё гениальное просто.

Искусство игры порождает легенды – о бывшем магистре Йозефе Кнехте, например: о котором и расскажут главные линии романа.

…тоже причудливо соплетаясь, перекрещиваясь, играя – предельно всерьёз.

Манипулируя знаками, заимствованными из разных семиотических систем, можно достичь многого – в том числе идеально научиться манипулировать людьми.

Ни Степной волк, ни Кнульп, ни Курортник на поля Игры не допускались бы…

Да и полей нет – есть жизнь, погрязшая в технологиях, иссушающих мозг и душу, и есть – Игра, противостоящая ей.

2

Родители – миссионеры, и дети воспитывались в строгом духе пиетизма; у будущего писателя Гессе было двое братьев и сестра.

Пиетизм, придающий особое значение личному благочестию, тонким внутренним переживанием верующего, жизнь рассматривает, как общение с живым Богом; и подобное отношение не могло не сказаться на микрокосме писателя, привыкшего так тонко анализировать свои ощущения, как тонко будет строиться, громоздясь в неизведанное, игра в бисер.

Бисер – вовсе не тот, который нельзя метать перед свиньями, но – драгоценные шарики мысли, пропитанные музыкой и математикой: двумя сёстрами, чья эстетика близка к совершенству.

В возрасте десяти лет Гессе написал сказку для сестры Маруллы.

В Германии Гессе учится в латинской школе, а, закончив её, поступает в семинарию, где изучает древние языки, штудирует Евангелие, увлекается древнегреческой поэзии, пропитываясь субстанцией гуманитарной небесной силы, поднимающей над землёй, заставляющей и чувствовать, и жить на иных оборотах, нежели доступно большинству.

Однако, это же точно заставляет его оказаться «Под колесом»; именно так называется первая повесть писателя, раскрывающая трагедию разрыва косной обыденности и высокого интеллектуализма.

Однажды Гессе исчезает из семинарии.

Его находят ночующим в стогу; им недовольны; он не доволен профессурой.

Он пытается покончить с собой; родители отправляют его в психиатрическую клинику; он выходит оттуда, чтобы отправиться в путь по миру.

Узоры и орнаменты игры в бисер плетутся постоянно, пока зреет в сознанье писателя грандиозный план тотальной игры, какая есть универсальный текст, наслаивающий музыку, математику, поэзию…

Иногда – со стороны – кажется, что в Касталии готовят идеальных управленцев: элиту, знающие коды воздействия на людей: которым – в большинстве – увы, достаточно еды и развлечений.

Не оттого ли кончает с собой Йозеф Кнехт?

Гессе работает в разных книжных магазинах, увлечённо занимается самообразованием, самозабвенно пишет стихи, издаёт первую книжку.

Осуществляет мечту об Италии: чья бесконечность, сконцентрировавшись в определённых городах, давала соль сути многим отменным умам и душам.

В «Записках об индийском путешествии» он расскажет, насколько ему было необходимо увидеть страну, где долгое время жили его дед и бабка, проповедовал отец и родилась мать, и как проблемы со здоровьем помешали ему углубиться в таинственные, влекущие недра Индии.

…«Степной волк» очень отличается от «Игры в бисер»: но пунктиром мелькает общее: невероятный контраст между насыщенным миром внутренних – интеллектуальных и душевных переживаний – и жизнью: буйной и бурной, плещущей и блещущей, и не нуждающейся, кажется, ни в каких умствованиях.

Во время войны Гессе собирал деньги на создание библиотеки для военнопленных; в Германии его недолюбливают: Гессе сотрудничает и с немцами, и с французским посольством.

И зреет, зреет роман игры…

3

Предшествующая вершина Гессе – «Степной волк», отчасти окрашена романтизмом: тень Новалиса находится где-то рядом…

Кризис Гарри Галлера упирается, как в тупик, во встречу с незнакомцем, подарившем ему трактат о…Степном волке…

Лабиринты раздваиваются, умножаясь отражениями в зеркалах культуры: но для Гарри всё кончается плохо, сколько бы не звучал серебряный Моцарт в его душе…

…возможно, звёзды – клавиши величественного клавесина, на котором играет небесный Моцарт, не обеспокоенный тем – слушают ли его.

Или органа: но Моцарт не был органистом.

Гарри Галлер летит в бездну самоубийства, не воспринимаемого трагедией: в специфическом мире Гессе всё одушевлено, и блик бабочки на саксофоне вполне может обернуться бабочкой живой.

И вот, наконец, проявится в реальности «Игра в бисер»

4

Правила игры – загадка: вам, читающим, предстоит разгадать её, чтобы выстроить свою игру жизни.

Космос Гессе усложнён: Лао-Цзы, не слезая со спины буйвола, собеседует с Ницше, едва ли одобряя его мистически-мрачный напор; волшебные кристаллы Моцарта, переливаясь каждой гранью, бликами пересекаются с универсальным языком Лейбница и синергетикой Фуллера; классики романтизма постепенно отступают в тень, а Юнг высказывает соображения об активном воображение.

Данность игры не даётся в ячейках мозга чёткостью: всё время нужно что-то добавлять, корректировать, уточнять.

Вам не удастся выяснить, как это выглядело: вам, имеющем в виду шахматы, нарды, или карты – даже учитывая разнообразие последних.

Не удастся и понять, что было особенного в игре: возможно, сам Гессе не уяснил этого с чёткостью, учитывая грандиозность поставленной им задачи: создать нечто тотальное, включающее в себя всё.

Меньше всего в игре от жизни: именно поэтому книга не могла стать народной: как, скажем, в России «Мастер и Маргарита», или – с другой стороны – «Тихий Дон».

Гессе предлагает миражи: многие читатели бросают книгу.

Гессе предлагает миражи – столь же интересные, сколь и красивые.

Поэзия подразумевается – как один из основных носителей тотального смысла языка; музыка и математика лежат в основе.

Суть игры слоящаяся: создание поэзии накладывается на творение музыки; философское осмысление бытия получает следующим слоем тончайшую сеточку, сплетённую из формул, чья сложность не вызывает сомнений.

Тут нечто от алхимии – объяснявшей сложное через ещё более сложное.

Возможно, китайские иероглифы подошли бы лучше всего для воплощения генеральной цели игры: которой нет; может быть, «Игру в бисер» следовало бы писать, как оперу: но у Гессе не было соответствующей одарённости.

В любом случае роман становится одним из центральных в литературном Пантеоне двадцатого века, и, оставаясь чреватой головоломкой, предлагает понять, сколь важен океан духа – и как ничтожны блескучие и трескучие миры потребления в сравнение с ним.

Александр Балтин,

поэт, эссеист, литературный критик

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ

Please enter your comment!
Please enter your name here