К 60-летию смерти Эрнеста Хемингуэя
Папа Хем… Он был ближе и роднее многих отечественных писателей: в шестидесятые редкий интеллигентский дом обходился без классического портрета Хемингуэя: пожилой, седобородый, он казался воплощением благородства, стойкости и знания жизни.
Сложно представить, что он застрелился: скорее кажется – погиб в бою. Тем не менее, он действительно застрелился, о чём в советское время писалось неохотно, предпочиталась формула: погиб при неосторожном обращение с оружием.
Хемингуэй – человек трагедии, соли опыта, который чрезвычаен: слишком велик для одного.
Трагедией дышит каждый его рассказ: перечитайте «Там, где чисто, светло», или «В чужой стране»…
Трагедия сдержана, нельзя распускаться, нельзя позволять слёз…
Война прошла по сердцу писателя, изувечив его тело; он ненавидел войну, описывая её жёстко, сильно, чётко, так, что со страниц вставали картины, входящие в реальности той мерой ясности, которая отрицала сомнения.
Он писал скупо: словесное изобилие претило ему, как излишний вес.
Он жил на полюсе мужества: бокс, рыбалка, охота, путешествия, опасности, коррида.
Ему хотели подражать.
Его читали даже те, кто был равнодушен к художественной литературе вообще.
Его называли – Папа Хем…
Кто ещё из писателей удостоился такой чести?
Обращение «старик» пришло из его книги.
Старик победит рыбу, или она его?
Эта повесть – пожалуй, самая глубокая из написанного Хемингуэем; и та же сдержанность тона ведёт её, сообщая необыкновенную красоту и стойкость.
Была война Хемингуэя, была его Франция, его Африка.
Испания, конечно…
Он влиял на души и сердца благородно и возвышено: хотелось бы, чтоб так было и сейчас…
Но это только хотелось бы, увы…
Александр Балтин,
поэт, эссеист, литературный критик
