К 100-летию Бориса Васильева
Жёсткий сюжет: внутри которого распускаются цветы нежности: людских взаимоотношений, верности долгу, и необыкновенная, живая плазма «Офицеров», затопившая некогда благородно всю страну, ощущается и ныне – необычайной онтологией обаяния фильма – сценарий которого писал, используя собственную пьесу «Танкисты» Борис Васильев.
Жутко звучит вопрос – «Вы чьё, старичьё?»: жутко сквозит тотальным одиночеством старости: занавес ещё не опущен, а люди словно выброшены из жизни…
Быть никому не нужным – есть ли что-то здесь от выбора? коли жизнь и вообще-то – плетение обстоятельств, которое создаётся не человеком, вынужденным просто приноравливаться к ним; но проблемы стариков (и детей) всего больнее, обнажённее, жёстче.
К состраданию, продолжая классические линии русской прозы, ведёт вектор васильевской повести: и сострадание, определяющее во многом личность, есть своеобразный пульс оной…
Лучше – если оно деятельно, тогда и вопроса, ставшего названием книги, не было бы.
Зори, конечно…
Самая, вероятно, известная книга Васильева: книга шероховато-наждачной, военной правды, и огненных судеб: самых обычных, и каждая – неповторима, как уникальность всякого бытия; книга предельного реализма, хотя и кинематографический монтаж словно вшифрован в её устройство: повесть просилась на экран, логично – фильм, исполненный С. Ростоцким, стал справедливо знаменит.
Виртуозно рассказанные жизни девушек: озорная, общительная Комелькова, пигалица городская Гурвич, рассудительная в спокойствии Рита, замухрышка Четвертак, дочь лесника, плотная и коренастая Бричкина; все полны жизнью, как знающий её досконально сержант; всем предстоит потерять оную жизнь…
Как в «Завтра была война», где рассказывается о предвоенных событиях: где радость юношества омрачается спецификой условий бытования, не понимаемых уже многими, где ещё нет войны: хоть ощущается она, хоть – примеряется, как будто, к молодым, только начавшим цвести судьбам.
Есть вещи пострашнее смерти! утверждает Васильев.
Всем известно какие… но не все верят в это.
Необыкновенное, сквозное и щемящее нечто, пронизывающее книгу, завораживает – сильнее слов.
…потом Васильев погружается в бездны истории: воссоздавая пропущенную через своё мировосприятие-понимание фрагменты бытования Древней Руси.
История соотносится с настоящим: подлинных мироощущений тогдашних людей нам не представить, слишком иные – мы…
Васильев и здесь остаётся верен вектору реализма: с густым письмом, обилием деталей, многообразием подробностей; и характеры влекут…осиянные силой.
Сила и правда – коренные основы прозы Васильева – захватывающей и завораживающей, жизнь показывающей с разных ракурсов, рокочущей человеческой трагедий, но всегда оставляющей световые полосы в душе.
Александр Балтин,
поэт, эссеист, литературный критик
