
Шахрияр не убьёт Шахерезаду, заслушавшись бессчётными сказками, состарившись под них.
…искали источник оных в Индии: не нашли; арабисты настаивали на исконно арабском происхождение-возникновении цветных сих, избыточных миров; некоторые учёные пытались примирить оба взгляда; другие думали, что корни наличествуют в Египте…
В пёстром ковре зашифровывается жизнь.
Она зашифровывается, переплетаясь волокнами хитрости и безумия, суммы страстей и онтологии отчаяния, зёрен задора и высверков восторга…
Нити тянутся, соплетаются; фабульные единицы объединяются включением в самостоятельную фабульную или нефабульную единицу; вставные новеллы вспыхивают новыми персонажами.
Павлин раскрывает хвост: но и в его рисунке зашифрована тайна жизни; властители и портные, разносчики воды и халифы, герои, плуты, городская беднота, деклассированная шваль: каков людской космос!
Напор этой плазмы заворачивает века: куда уж тут Шахрияру, привыкшему каждой утро казнить по девушке.
Авантюрные сказки позвякивают золотом и медью: цари и султаны здесь не выступают существами высшего порядка, но действуют наравне со всеми, и самый частый посетитель страниц Гарун-аль-Рашид, вечно переодевающийся, спускающийся в людские низины…
Призывно воет муэдзин, и профили минаретов розовеют на фоне смуглого заката; и падают лицом в пыль правоверные…
В кофейнях, на вытертых циновках сидят люди, — сидят долгие часы, потягивая напитки, покуривая кальяны, жуя тугие лепёшки, слушая сказочные ритмы бесконечность.
Ибо «Тысяча и одна ночь» пестро-бесконечна: и столь тонко протянута в века, что и само их движение… будто замирает…
Века вслушиваются: что ещё произойдёт?
Кричит ишак.
…городские фаблио: если филологически определять авантюрные сказки: типичные фаблио: на Шахерезада ничего не знала о филологии.
Богатые купцы, вечно превращающиеся в игрушки в руках возлюбленных, взбалмошных и дерзких; антураж и атмосфера; и – героические сказки: фантастические, составляющие древнейшее ядро всей суммы.
Синдбад-Мореход поднимет паруса, следуя зову грядущих приключений.
За морями халва слаще; а торжественный колорит героических сказок несколько мрачен: но и – возвышен одновременно; и фантастические элементы слоятся так естественно, будто и впрямь случалось нечто подобное…
Плутовские сказки играют обаятельным натурализмом: городская беднота соответствует русской поговорке: Голь на выдумки хитра.
Ловкость мошенников и плутов вызывает читательский восторг; в деклассированных элементах не найдёте ничего отталкивающего.
Почтения к высшим сословиям нет, а язык близок к разговорному.
Всё сверкает – Шахерезада ткёт бесконечный, словесный ковер.
Он закончен: но не будет закончен никогда, ибо, представленный бессчётным грядущим поколениям предполагает новое и новое прочтение вечного…
Александр Балтин,
поэт, эссеист, литературный критик