Фамилия обязывает… И Михаил Тарковский соответствует ей, создавая образцы поэзии, адекватной великолепным кристаллам – с разнообразными гранями и различным блеском смысловых оттенков.

Свобода дыхания подразумевает лёгкость, даже если содержание элегично: а каким оно ещё может быть, если брать жизнь в глубинном её аспекте?

С краткосрочностью всего, зыбкостью впечатлений, пунктирами наших ощущений?

Я с собой заберу в дорогу

Половиц непослушный стык,

Петуха, поджавшего ногу,

И его предрассветный крик,

Снег, слетающий ниоткуда,

Два десятка чужих стихов

И слабеющий запах чуда

От пролитых тобой духов.

Чудо, как основная вибрация жизни, как тонкость её и смак, как глубина и бездна.

Чудо ото всего: и от перечисленного сначала, и от нежного финального аккорда…

Возникает Океан: и конкретный, и океан, принимающий все человеческие реки, всё сумму жизней, в конце концов.

Капсула каждого четверостишия Тарковского заключает изрядно: если пейзаж, то он предельно чёток, если мысль, то ясно артикулирована…

Так по чьей нестихающей воле

Я стою, как стоял на мосту,

Два крыла, две дороги, две боли

Распластав на огромном кресту? 

Вот колышится, светится, дышит,

Подступает, гудит, говорит,

И имеющий уши да слышит,

И имеющий очи да зрит.

И боли умножаются, и дороги вонзаются, как стрелы в цель; но – несколько отдающее мудрым абсурдом жизни – сопоставление этих сущностей с крыльями, говорит о возможностях и устремления поэта, о чистоте полёта, который можно совершить, воплощаясь в стихе, о колоссальном грядущем – слова, во что мало верится сейчас…

Александр Балтин,

поэт, эссеист, литературный критик

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ

Please enter your comment!
Please enter your name here