Волгоградская писательская организация празднует своё 100-летие! В сентябре 1924-го вместе с единомышленниками её создавал Александр Иванович Черненко. В этом году исполняется 65 лет со дня его смерти, а в следующем, в 2022-м году, – 125 лет со дня рождения. Редакции журнала «Отчий край» представляется не лишним вспомнить об этом подвижнике – писателе, журналисте, основателе и редакторе старейшего литературного российского журнала «Нева». А ещё это повод познакомиться с теми, кто делает «Неву» сегодня. Итак, к дайджесту!
ПОДВИЖНИК ЧЕРНЕНКО
Александр Иванович Черненко (родился 31.05.1897 г. в слободе Николаевской Астраханской губернии, ныне г. Николаевск Волгоградской области — умер 7.11.1956 г. в Ленинграде) — прозаик, поэт, журналист.
С 1920 года работал в Царицыне, возглавил Царицынский губгосиздат, позднее стал заведующим Центропечатью, редактировал журналы «Сов. строительство» и «Пламя». В 1921 стал основателем Царицынской ассоциации пролетарских писателей (ЦАПП). С момента создания ЦАПП стала вести историю и Волгоградская писательская организация, именно Черненко стоял у истоков создания писательской организации Царицына. В послевоенные годы был главным редактором «Лен. альманаха», первым главным редактором журнала «Нева».
Самые известные книги А.И. Черненко: «Моряна», «У Лебяжьей косы» и «Расстрелянные годы». Подробнее – читайте здесь: https://lavkapisateley.spb.ru/enciklopediya/ch/chernenko-
НАЗЛО ВАМ НЕ УМРУ!
Наталья Гранцева об охраняемых тайнах, экспертных фильтрах и точке бифуркации.
Наталья Анатольевна Гранцева – поэт, эссеист, главный редактор журнала «Нева». Родилась в Ленинграде, окончила Литературный институт им. Горького в Москве. Автор семи книг поэзии и исторической эссеистики. Член редколлегии альманаха «День поэзии». Лауреат независимой премии «На встречу дня!» им. Бориса Корнилова (2009), Международной Лермонтовской премии (2012), премии «Югра» (2013).
Журнал «Нева» возник в 1955 году на базе «Ленинградского альманаха». В нем печатались Михаил Зощенко, Михаил Шолохов, Лев Гумилев, Дмитрий Лихачев, Александр Солженицын, братья Стругацкие, Владимир Дудинцев и другие. По случаю 60-летия журнала о его авторах, судьбе толстых журналов и питерской литературной среде с Натальей ГРАНЦЕВОЙ побеседовала Елена СЕМЕНОВА.
– Наталья Анатольевна, 60 лет существования журнала – солидный срок. Расскажите, пожалуйста, какова была раньше литературная концепция журнала, как она менялась за годы существования?
– Основанный в послесталинскую эпоху, журнал, естественно, априори издавался, ориентируясь на требования теории социалистического реализма, как, впрочем, и другие журналы советского времени. В нем было много пропагандистских материалов публицистического и журналистского характера, он печатал очень разнородные тексты – вплоть до тематических фотоподборок на вклейках, театральных рецензий, шахматных партий и нот свежесочиненных песен ленинградских композиторов. Новое издание пользовалось популярностью у читателей. В 1960 году, например, его тираж превысил 120 тыс. – больше, чем у «Нового мира», «Москвы», «Звезды»… Впоследствии – особенно в последние десятилетия – журнал становился все более «литературоцентричным». Не свойственные толстому литературному журналу материалы уходили из содержания, зато собственно художественная литература и критика обретали более значительный вес. В период перестройки «Нева» вошла в число журналов, на страницах которых появились остросоциальные и политические тексты, а также запрещенные прежде произведения. Тогда всем казалось, что запрещенное содержит в себе всю правду и конечную истину, достаточно его опубликовать – и жизнь чудодейственным образом изменится… Краткий период этих массовых иллюзий, конечно, миновал, оставив память о гигантских тиражах. В 90-е годы журнал позиционировал себя как независимое литературное издание и не столько думал о концепциях, сколько о трудной науке выживания. В последнее десятилетие произошла естественная ротация творческого актива, и на повестке дня появилась новая задача: выявить и сформировать у читателя представление о том, что собой представляет новый писатель XXI века.
– Расскажите о значительных литераторах и произведениях, которые печатались на страницах журнала. Может быть, есть интересная байка о взаимодействии издателей и автора?
– Значительных и известных авторов было множество: Михаил Шолохов, Вениамин Каверин, Константин Паустовский, Василь Быков, Даниил Гранин, Федор Абрамов, Александр Солженицын, братья Стругацкие… Всех не перечислить. В годы, когда создавали свои произведения перечисленные авторы, основные коллизии их взаимодействия с издателями состояли в непредсказуемости цензурных требований. Пишущему иной раз даже в голову не могло прийти, что конкретно числится в разряде «охраняемых тайн». Так, например, в 1960 году журнал «Нева» запланировал опубликовать роман Хемингуэя «По ком звонит колокол». Редакция запросила разрешение автора, получила его, запаслась ходатайством Михаила Шолохова, отправленным на имя Екатерины Фурцевой, – все было напрасно, публикацию запретили. Оказалось, что запрет наложила… Долорес Ибаррури, главный в то время «эксперт» по освещению войны в Испании и роли в ней коммунистов… Или вот еще. В 1973 году оказалась под цензурной угрозой публикация вполне безобидного рассказа Сергея Довлатова «По собственному желанию»… И почему? Оказывается, в нем упоминался всем известный в Ленинграде адрес, который значился в списках Горлита секретным. Этого ни редактор, ни автор не знали и знать не могли. Теперь это может показаться байкой, но, увы, это достоверные факты.
– Многие сегодня считают, что «толстяки», игравшие значительную роль во второй половине XX века, сегодня не создают силового поля в литературе. Что вы думаете о роли толстых журналов сегодня?
– Кардинально изменилось конкурентное поле. Толстые журналы утратили функции единственных универсальных просветителей – собственно, они таковыми были лишь в предперестроечное двадцатилетие, и вечно так продолжаться не могло. Ныне «толстяки» выполняют свойственную им исторически роль: это экспертный фильтр, призванный сохранять и развивать высокие стандарты большой литературы, устанавливать планку мастерства, отделяющую художественный текст от коммерческой беллетристики. Так было и во времена Пушкина и Некрасова, и это нормально. Так будет и впредь. Конечно, Ломоносов был прав – российская земля способна в любые эпохи рождать собственных «Платонов и Невтонов», однако они всегда – явления штучные, а следовательно, не могут быть по определению источником извлечения большой прибыли. Так было и в XIX веке, и в XX, когда силовое поле создавали талантливые авторы, ведомые большими художественными идеями. Так будет и в наступившем веке, когда появится автор большого масштаба, умеющий выразить свое время и пренебрегающий сиюминутным быстротечным успехом.
– Что сейчас, по-вашему, в русской литературе наблюдается – расцвет, упадок, застой? Влияют ли сегодня художественная проза, поэзия на умы, как это было в XX веке?
– Думаю, сейчас на литературном календаре апрель… Световой день удлиняется, снег еще не растаял, но в воздухе явственно пахнет весной… Есть области, где наблюдается определенный расцвет, в других же – явный упадок… В целом же создается ощущение, что все многообразие сущего набирается питательных сил, чтобы выйти к точке бифуркации – новому качеству. Мы чего-то ждем, а чего конкретно – пока остается только гадать. И наблюдать – влияет ли современная проза и поэзия на состояние умов. При этом не следует забывать, что результат зависит не только от качества самих художественных текстов, но и от качества умов… Развиты ли они, восприимчивы ли к прекрасному, имеют ли представление о вкусе и обладают ли умением мыслить…
– Чем литературная жизнь Питера отличается от московской? Чем разнится (судя по нынешним авторам) поэтическая традиция?
– Литературная жизнь Санкт-Петербурга, на мой взгляд, предпочитает камерные залы, а московская – открытые пространства. Это, конечно, всего лишь субъективное ощущение, но, может быть, и им диктуется представление о разноформатности поэтической традиции обоих мегаполисов, они связаны с географией. Одно дело, когда автор ощущает себя живущим в центре страны/мира, и совсем другое – жить на краю страны, на обрыве…
– В каких точках концентрируется литературная жизнь Питера? Кто, по-вашему, является «властителями умов», если вообще есть таковые?
– Конечно, такие точки есть – включая секции отделений союзов писателей, библиотеки, книжные магазины, арткафе и т.п. И в каждой такой точке есть свой «властитель», который ни в ком другом не нуждается. Подобная же картина наблюдается в виртуальных точках – в Интернете, в социальных сетях. Происходит, так сказать, атомизация литературного процесса, а механизма, способного собрать все эти точки в единую картину, еще не придумали… Поэтому, на мой взгляд, мы имеем тысячи маленьких властителей и ни одного крупного, великого.
– Вашим стихам свойственна отточенность форм, строгость линий, торжественность дворцовых зал, через анфиладу которых вы как бы путешествуете по эпохам. Поделитесь стихотворением, которое, на ваш взгляд, более всего отражает наше время.
– Не знаю, символизирует ли наше время мое стихотворение, но вот тот, о ком оно написано, сам является символом явления новой поэзии в новом времени России. И хочется думать, что у этого феномена есть ресурс развития и в будущем.
Ломоносов
Наук духовных генерал,
Боец в чужом пиру,
Отец поэзии сказал:
Назло вам не умру!
Рожденный истину любить
И камни собирать,
Не дам историю убить
И правду переврать!
Я, холмогорский Златоуст,
Пройду по всем векам.
Я до бессмертья доберусь
Назло клеветникам!
Я все наречья охвачу,
Чтобы унять глупцов.
Я никогда не замолчу
И в царстве мертвецов.
Я – слова царь, я – мысли бог,
Меня не покорить.
Я буду бурям поперек
Дышать и говорить.
Вот мой закон и мой завет –
Творить судьбы оплот.
Я – Ломоносов, и мой свет
Назло вам – не умрет!
– Как журнал «Нева» отмечает юбилей? Какие мероприятия уже были, что еще планируете?
– В отличие от одноименной реки «Нева» впадает не в Балтийское море, а в огромный океан современной словесности, взаимодействует с авторами, живущими на разных континентах. Весь год мы будем проводить встречи с читателями в библиотеках Санкт-Петербурга, проводить выездные заседания редколлегии в разных городах с целью знакомства с новыми авторами, запланированы публикации об истории журнала «Нева» в литературных газетах. Выпустим в свет антологию произведений молодых писателей – «Молодая «Нева». В мае журнал примет участие в работе Книжного салона в Санкт-Петербурге, тогда же объявим лауреатов премии журнала «Нева» за лучшую публикацию минувшего года. А в официальный день рождения журнала – 16 апреля – сотрудники соберутся на Нарышкином бастионе Петропавловской крепости, чтобы в честь своего праздника салютовать городу и миру полуденным выстрелом из пушки!
Елена Семенова,
обозреватель НГ-Exlibris
ШЕСТЬДЕСЯТ ЛЕТ — НЕ ДЕВЯНОСТО
Юбилейный разговор с главным редактором журнала «Нева» Н.А. Гранцевой
Ирина Чайковская: Наталья Анатольевна, как вы помните, я делала интервью с вами пять лет назад, к 55 –летию журнала. Сейчас НЕВЕ шестьдесят, возраст солидный, да и вы на капитанском мостике уже целых восемь лет. Как они для вас прошли – медленно или быстро? Есть ощущение тяжести ноши?
Наталья Гранцева: Шестьдесят лет — не девяносто! Это — если не молодость, то вполне себе зрелость, а и то, и другое еще не предполагают усталости. Да и мы, россияне, так привыкаем к тяжестям всякого рода, что и ощущать их почти перестаем. Быстро или медленно для меня течет время? Никогда не задумывалась об этом, главное — оно течет бурно и интересно.
И.Ч. Вы переняли эстафету у главного редактора Бориса Николаевича Никольского, который когда-то сам вас нашел и назначил своим заместителем. Делает ли что-нибудь журнал в память этого редактора, проработавшего в НЕВЕ более 20 лет и высоко поднявшего его репутацию? его тиражи?
Н.Г. Борис Николаевич Никольский во многом определил константы работы журнала как независимого литературного издания. О внутренних проблемах журнального дела я знала задолго до того, как пришла в «Неву», благодаря ежемесячным встречам и беседам с главным редактором в эфире петербургского радио, где работала. Еще тогда мы обменивались соображениями о том, как выйти из той или иной ситуации, какие решения принять во благо журналу.
Для меня Борис Никольский — в какой-то мере эталон главного редактора, и, конечно, по мере сил я стараюсь следовать его примеру. И, разумеется, редакционный коллектив чтит память этого удивительного по своим душевным качествам человека. Ныне, отмечая 60-летие журнала, мы решили, что Борис Никольский — символически! — должен встречать этот праздник с нами, поэтому мы включили в юбилейный номер и текст его лекции «Настоящее и будущее русской литературы». Удивительно, но его размышления звучат и сегодня актуально!
И.Ч. Что до тиражей, в период Перестройки они были прямо фантастические, достигали более полумиллиона экземпляров. Сейчас тираж уменьшился в сотни раз. Как вам удается существовать в финансовом плане — печатать журнал, платить зарплату сотрудникам, гонорары авторам?
Н.Г. Прямо скажем, с большим трудом. И благодаря неустанной оптимизации.
И.Ч. Ощущаете ли вы, что журнал за эти пять лет изменился? Можно сказать определенно, что он сменил обложку, и новая, более строгая, темно-зеленая, лично мне нравится больше прежней. А что-нибудь еще поменялось?
Н.Г. Думаю, изменения есть, ибо без изменений жизнь невозможна. Формат и дизайн обложки мы поменяли еще пять лет назад, но каждый год частично меняется и структура журнала: вводятся новые разделы и рубрики, но главное — появляются новые авторы! Мне кажется, что на наших глазах формируется новое интересное поколение писателей. Не могу сказать, что эта генерация лично мне близка, но откуда взять другую?
И.Ч. Как читатель и автор НЕВЫ вижу у вас особые пристрастия: вы отмечаете юбилеи писателей, устраиваете литературные дискуссии, у вас есть отдел рецензий, и ваш литературный обозреватель Елена Зиновьева ежемесячно дает обзор книжной продукции Дома Зингера (Дома книги). Что я пропустила?
Н.Г. Мы регулярно публикуем молодую литературу — в прямом смысле молодую! Это литература двадцатилетних и тридцатилетних. Лично я ценю литературную, философскую и историческую эссеистику. В нынешнем году мы публикуем и немало материалов, связанных с 70-летием Победы в Великой Отечественной войне.
И.Ч. О рецензиях хочу спросить особо. Вижу, что ваш коллега и отчасти соперник журнал ЗВЕЗДА тоже начал их публиковать. Не говорит ли это о возросшей нужде читателей в критическом слове или хотя бы в получении информации о вышедших книгах?
Н.Г. Это вопрос больной. Читатели, может быть, и нуждаются в честном критическом слове. Но где же сами критики? Только и осталось, что несколько представителей старшего поколения, тянущих этот воз, а молодежь идти им на помощь не торопится.
И.Ч. Если позволите, несколько вопросов о вас. За прошедшие годы вы как автор проявили себя на почве русской словесности 18-го века: выпустили книги о Ломоносове, Хераскове… В то же время, не бросили и стихи, в 2013 году у вас вышла книга лирики «Золотое решето». Что скажете об этих двух направлениях в своей писательской работе? Продолжаете ли вы свои шекспировские штудии?
Н.Г. Спасибо за вопрос. Поэзия — это способ жизни и мышления, поэтому бросить писать стихи невозможно: пишу — следовательно, существую, можно сказать, перефразируя Декарта. Но каждый поэт не может не размышлять о поэзии — в моем случает это великолепная русская поэзия XVIII века, которую я считаю необходимым вернуть в общероссийское культурное пространство — ныне она несправедливо забыта и отдана в жертву одним филологам! Другое дело — как это сделать? Может быть, так, как сделали благоразумные британцы, дающие современному читателю своего непревзойденного гения Шекспира на современном английском? Вот видите, Ирина, три направления моего поэтического интереса совершенно естественно сливаются в нечто триединое. Только и остается, что продолжать идти этим путем.
И.Ч. Наталья Анатольевна, ни разу не слышала от вас о вашей семье. Не приоткроете щелочку? Ощущение, что у вас в этом смысле все благополучно.
Н.Г. Это потому, что я ни на кого не жалуюсь и никого ни в чем не обвиняю. А может быть, потому, что я не пишу слезную лирику на бытовые темы…. Но я убеждена в том, что информация о моей семейной жизни не должна влиять на восприятие читателем моих стихов и книг.
И.Ч. Как читатель, вижу, что для вас тема Ленинграда-Петербурга очень важна. Она проходит и через ваши собственные стихи, и постоянно встречается в журнальных публикациях. Это так?
Н.Г. Это так, безусловно. Я обожаю город, в котором родилась и в котором живу. Как о нем не писать? Его поэтический потенциал неисчерпаем, его атмосфера неповторима, а красота — необъятна! Мой дом — Россия с видом на Неву! Так называлась моя первая поэтическая книжка, и так я ощущаю до сих пор. И не только я — большинство, наверное, петербургских авторов, отсюда и постоянное явление этой темы в журнальных публикациях.
И.Ч. Вы много ездите по стране на конференции, семинары, в писательские командировки, есть чувство, что литература нужна? что она не умерла? что на окраинах тоже существует «литературная жизнь»?
Н.Г. Литературная жизнь существует. Нет, она нигде не умерла, поскольку везде есть талантливые люди, которые находят друг друга и создают естественным образом центры притяжения культурных сил. Часто эти люди вдыхают новую жизнь и новые возможности в деятельность библиотек, которые, на наше счастье, уже почти везде оборудованы по последнему слову техники. Местные власти помогают своим местным дарованиям выпускать альманахи и книги… А 2015 год, как Вы знаете, объявлен в России Годом литературы — так что и это обстоятельство, надеюсь, поспособствует поддержке авторов и популяризации изящной словесности.
И.Ч. Мы уже начинали говорить о молодежи. Давайте продолжим. В НЕВЕ проводятся семинары для начинающих писателей. Есть среди них перспективные, талантливые, со своей темой?
Н.Г. Да, при журнале «Нева» действует Школа-студия для молодых авторов. Среди них есть и талантливые, перспективные. С каждым из них надо работать индивидуально — так, как когда-то работали с нами старшие товарищи. Это дело не одного года. Надеюсь, наши усилия принесут свои плоды, и вскоре читатели познакомятся с теми, кто сможет выразить главное, ради чего появилось на свет новое литературное поколение.
И.Ч. Что-нибудь «блокадное» планируете напечатать в связи с 70-летием Победы?
Н.Г. Да, в течение года запланированы несколько статей и мемуаров.
И.Ч. И последний вопрос, вполне ожидаемый. Каковы перспективы у НЕВЫ? Вы смотрите на будущее с оптимизмом?
Н.Г. Перспективы у «Невы» такие же, как и у других толстых литературных журналов. «Нева» живет и будет жить, пока есть писатели и читатели. Так что получается, что в будущее смотрю с умеренным оптимизмом. Согласитесь, это не так уж и плохо!
И.Ч. Что ж, вопросы кончились. Теперь осталось поздравить вас, Наталья Анатольевна, и всех сотрудников НЕВЫ, ее читателей и авторов с грядущим в апреле 2015 года 60-летием журнала!
Желаем НЕВЕ хороших публикаций, новых интересных авторов и произведений, творческих открытий, а еще – хороших, вдумчивых, увлеченных литературой читателей, любящих и ценящих ваш прекрасный журнал!
Ирина Чайковская,
Вашингтон, США
НАТАЛЬЯ ГРАНЦЕВА В «ФОРМАТЕ-А3»
По приглашению Международного медиа-клуба «Формат-А3» в Вильнюсе выступила петербургская поэтесса и эссеист, главный редактор литературного журнала «Нева» Наталья Гранцева.
26 мая 2016 года она приняла участие в публичной встрече на тему «Литература сегодня: миссия или бизнес?». Со страниц «Невы» к читателям приходили произведения Михаила Зощенко, Михаила Шолохова, Льва Гумилёва, Дмитрия Лихачёва, братьев Стругацких, Василя Быкова, Даниила Гранина… Здесь впервые увидели свет роман Владимира Дудинцева «Белые одежды», эпопея Александра Солженицына «Красное колесо». Именно «Нева» познакомила читателей с «Большим террором» Роберта Конквеста и романом Артура Кестлера «Слепящая тьма». А здесь можно посмотреть видеозапись: https://www.youtube.com/watch?v=Dx00a0YsHYQ
ЗОНА БЕСКОРЫСТИЯ
Читатели журналов как партизаны, считает известный писатель Александр Мелихов
Сегодня петербургский (ленинградский) журнал «Нева» отмечает свое 55-летие. Но разговор с заместителем его главного редактора, известным прозаиком и публицистом Александром Мелиховым получился совсем не юбилейным.
Российская газета: О смерти толстых литературных журналов начали говорить сразу после пика их популярности в конце 80-х — начале 90-х. А они все живут и живут. Как это вам удается?
Александр Мелихов: Как сказал Марк Твен, слухи о моей смерти сильно преувеличены. В Одессе же в таких случаях говорят: не дождетесь. Нам удается выживать благодаря тому, что редакторы готовы работать за гроши, авторы писать за гроши, библиотеки и самые верные подписчики готовы отрывать от своих грошей полушки на подписку… Но и государство, город постоянно выделяют что-то на социально значимые проекты. Однако этой ношей я не слишком перегружен, это заботы главного редактора, Натальи Гранцевой.
РГ: Год назад, общаясь со студентами одного из гуманитарных вузов и принеся им в подарок несколько толстых журналов, я обнаружила, что они видят их в первый раз. Да, в киосках их нет. Но значит и в семьях тоже. И давно. Кто же ваш читатель? Неужели только сами авторы и стремящиеся ими стать?
Мелихов: Тогда бы мы были самой пишущей страной в мире. Библиотечные исследования показывают, что каждый журнал прочитывают порядка десяти читателей. Двадцать пять-тридцать тысяч человек, мечтающих об авторстве, — я не смею и мечтать о такой роскоши, о такой литературной смене. Все мои хоть сколько-нибудь интеллигентные знакомые, когда журнал попадает им в руки, с удивлением восклицают: мы и не знали, что это так интересно! Но поскольку в рекламном и торговом пространстве царит победившее лакейство, оно и отсекает читателей от писателей. Если судить по киоскам, нам не нужна ни наука, ни серьезное искусство, словом, ничего из того, что делало Россию великой научной и культурной державой. Мы ведь прекрасно помним, как повсюду можно было купить дешевую научно-популярную литературу, дешевые издания классиков… Я прекрасно помню, как студентом в кустанайском книжном магазине купил сборник Кушнера, которого до этого не читал…
Сопротивление интеллигенции — библиотекарей, учителей, просто родителей — этому напору пошлости, мне кажется, нарастает, но оно носит разрозненный партизанский характер. Эти партизаны и есть наши читатели — те, кто тянутся к нам как к одному из очагов сопротивления.
РГ: Тем не менее журнал продолжает оставаться «создателем качества» писателя и поэта. Напечататься в журнале — приобрести соответствующий статус. Неужели современные издательства не дотягивают до уровня журнала?
Мелихов: Если все известные писатели издают книги, значит вершинные достижения издательств не могут уступать журнальным. Но издательства — учреждения коммерческие, они и при самых благих намерениях должны разбавлять серьезную литературу коммерческой мутью. И тем самым снижать доверие к своей марке. Толстые журналы — единственная витрина, где нераскрученный автор может выставить свое произведение, и его не спросят: а что мы будем с тебя иметь? России необходимы зоны бескорыстия, где работают не для продажи, а, простите, для вечности, для истины, для красоты…
Каждому народу абсолютно необходимо художественное зеркало, без которого начинается эстетический авитаминоз: жизнь предстает тусклой, бессмысленной… Ведь искусство для того и существует, чтобы преображать страшное и скучное в красивое и забавное. Советский Союз и погиб от эстетического авитаминоза. Власть душила искусство, и в результате на фоне нашей скуки стали казаться страшно соблазнительными всяческие бубны за горами.
РГ: В недавних общественных дискуссиях англичане дали существованию бумажной прессы всего 5 лет. Затем — полное перемещение в Cеть. Уже сейчас многие читают толстые журналы исключительно в Cети. А каковы, на ваш взгляд, последствия этого процесса?
Мелихов: Когда-то предрекали, что скоро вино будут продавать не в бутылках, а в пластиковых пакетах, потому что так рациональнее. Но оказалось, что бутылка обладает особым эстетическим воздействием, мне кажется, что таким же воздействием обладает и бумага. Но, конечно же, главное — те значки, которые на ней оттиснуты, их можно оттиснуть и на чем-то другом.
РГ: Что нового появилось и появится в «Неве»?
Мелихов: Мне кажется, на видное место выдвигается философская эссеистика. Петербургская прежде всего. Но и краеведческие материалы, когда они интересны, тоже встречают теплый прием.
А кроме того, мы единственный журнал, регулярно отводящий целые номера молодым, которые всегда преподносят какие-то сюрпризы. В планах быть открытыми для всех талантливых, интересных авторов, но прежде всего для тех из них, кто без нас просто пропадет. Мы должны жить, чтобы жили они. Художественное зеркало нужно хранить любой ценой — пусть даже оно съеживается, как шагреневая кожа.
Елена Елагина,
«Российская газета»
РОССИИ НУЖНЫ АРИСТОКРАТЫ ДУХА
С кандидатом физико-математических наук, заместителем главного редактора журнала «Нева» Александром МЕЛИХОВЫМ беседует наш корреспондент.
Александр Мотелевич Мелихов – русский писатель и публицист. Окончил математико-механический факультет Ленинградского университета, работал в НИИ прикладной математики при ЛГУ, кандидат физико-математических наук. Как прозаик печатается с 1979 года. Проза опубликована в журналах «Нева», «Звезда», «Новый мир», «Знамя», «Дружба народов». Автор книг «Провинциал», «Весы для добра», «Исповедь еврея», «Горбатые атланты, или Новый Дон Кишот», «Роман с простатитом», «Нам целый мир чужбина», «Чума» и многих других. В последние годы А. Мелихов развивает концепцию «человека фантазирующего», рассматривая историю человечества как историю зарождения, борьбы и распада коллективных грёз.
— Александр, в последнее время внимание людей, хоть как-то следящих за состоянием российской науки, было приковано к реформированию РАН. И к основным проблемам науки относили непозволительно недостаточное финансирование. Что вы, как человек по роду деятельности общающийся со многими учёными из разных областей знания, наблюдаете?
– Я наблюдаю прежде всего историю науки. Скажем, Уильям Гершель, сын бедного выкреста-музыканта и сам гобоист в военном оркестре, с юности изготавливал телескопы, а потом Георг Третий начал его финансировать. И Гершель сделался великим астрономом, а заодно открыл инфракрасное излучение. А если бы король стал финансировать какого-нибудь купца, то пришлось бы придумывать систему контроля, чтобы тот не продал и сам телескоп. Когда бесконечно обсуждается, КАК финансировать, но совсем не обсуждается, КОГО… Как футбол может развиться лишь в той стране, где мальчишки грезят футболом, так и выдающихся учёных порождает общественное восхищение наукой. Но откуда романтичные мальчишки и девчонки узнают о выдающихся учёных, если из телевидения их давно выжили шуты и проходимцы? Финансирование деньгами в некоторых научных сферах сделалось вполне приличным, но о необходимости финансирования восхищением ответственные лица, кажется, даже не подозревают. А именно восхищение – главное горючее.
– В советские времена трудно было представить семью образованных людей, не выписывающую журнал «Наука и жизнь». Сейчас этот журнал не в каждой библиотеке и найдёшь. Тем не менее в августе выходит первый номер журнала под названием «Образовательная политика» с вашей, Александр, статьёй, озаглавленной «Если соль перестанет быть солёной: наука и власть». Какие задачи ставит перед собой этот журнал? И есть ли в России вообще образовательная политика?
– Образовательная политика сегодня старается быть прагматичной, как и вся политика. Больше говорят об интересах, чем об идеалах. Но наука – дело идеалистов. Никто из великих учёных среди своих мотивов ни разу не назвал какие-то выгоды – только красоту, азарт, а Эйнштейн однажды сказал, что в науке мы укрываемся от жестокости и безобразия реальности. И главный редактор журнала Александр Асмолов разделяет ту мою идею, что образование должно готовить ещё и аристократов духа, стремящихся послужить чему-то прекрасному и долговечному. Без них любой народ становится просто нежизнеспособным.
– Государство понимает, что нужно делать?
– Методика формирования научного класса известна: нужно открыть возможности уже имеющимся аристократам создавать себе подобных в школах и кружках для особо одарённых и романтичных, отбирая их на олимпиадах как можно более широким бреднем, создавая сеть специализированных учебных заведений и кластеров, как свежий пример – сочинский образовательный центр «Сириус».
– Вы задаётесь двумя вопросами: Так ли уж противоположны интересы науки и власти? Нет ли у государства и науки общего и притом более опасного врага, что это за враг?
– Скука, бессмысленность жизни. Если мы посчитаем, сколько народу убили алкоголь и наркотики, это будут потери полномасштабной войны.
– Вы полагаете, что авторитет науки основывается не на том, что она создаёт полезные вещи, а на том, что она поражает воображение. Вы, Александр, любите приводить пример с повальными восторгами по поводу теории относительности Эйнштейна, которую, кстати, мало кто и тогда понимал, и сейчас понимает. А возможен ли нынче такой восторг?
– Восхищаются не лауреатами Нобелевской премии, их имена мелькают в СМИ только в период вручения очередной премии в отличие от списка Форбс.
Среди десятков моих знакомых есть только один, кто интересуется списком Форбс. А для того чтобы наука процветала, достаточно одного процента населения. Если в каждом классе будет один романтик и будущий аристократ духа, этого с избытком хватит и для науки, и для культуры.
– Как мне представляется, если в романтические 60-е, когда все повально были увлечены наукой и её достижениями и именно наука казалась путём к счастью, то сейчас мало кто считает науку способной осчастливить человека или дать ему надежду, как её даёт религия.
– В науку и сейчас верит больше людей, чем в Бога. Креститься не значит верить. Иначе так не процветали бы шарлатаны, которых церковь осуждает.
– Вы сами говорите, что борцы с лженаукой борются не с отдельными шарлатанами, одолеть которых было бы не так трудно, но с человеческой природой, для коей жизнь без надежды на чудо трудно выносима. А какую надежду может дать наука, если любое её открытие тут же используется либо для ещё более изощрённого уничтожения людей, либо для ещё более интенсивного наращивания прибылей?
– Наука порождает гордость за человека, а главный враг нашего счастья – ощущение собственной мизерности.
– Я думаю, психологи и социологи здесь с вами поспорили бы. Безусловно, такие люди в обществе есть, но подавляющее большинство сравнивает себя не с мощью непознаваемой Вселенной, а с успехами своего непосредственного окружения. Вспомним Маяковского, который желал сравниваться с Коперником, «его, а не мужа Марьи Иванны, считая своим соперником». Для таких переживаний надо быть человеком соответствующего масштаба.
–Если бы людей интересовали только личные победы над ближайшим окружением, они бы так не сходили с ума из-за побед футбольных команд. Даже из-за выплаты ипотеки они так не бесятся. Не говоря уже о выплате государственного долга.
– Вы утверждаете, что природа людей влечёт их вовсе не к науке, но к ремесленничеству (ради пользы) и к магии (ради утешения). Но как тогда объяснить всплеск интереса к науке в те же 60-е? Это же был новый Ренессанс!
– Грёза. Неограниченная энергия, покорение грозы, бессмертие… И физики эти были не «ботаниками» – красавцы, храбрецы…
– Вы полагаете, что и любовь к футболу, и любовь к математике в человеке может пробудить лишь другой человек, проникнутый этой любовью и обладающий поэтическим даром её выражения. А сам человек без внешнего импульса не способен к этому интересу?
– Думаю, что нет. Мифология науки должна нарабатываться несколькими поколениями.
– По вашим словам, главная ценность научного слоя заключается не в том, что он производит, но в том, что он любит то, к чему стремится, а любит он нечто прямо противоположное тому, к чему стремится остальной мир. И потому научное сообщество должно разве лишь для виду соглашаться, но в душе глубоко презирать все авторитеты, которые ему навязывают сильные мира сего: верховенство материального производства, верховенство рынка или какое бы то ни было иное верховенство. То есть учёные должны быть маргиналами, внесоциальными элементами? Улучшать комфортность других, оставаясь за бортом?
– Там, где науку уважают, голодать учёным не позволят. А роскошествовать им и самим не нужно. Обладанием самыми грандиозными яхтами и часами за миллионы долларов они не грезят.
– Остановите на улице любого человека и попросите назвать его хотя бы одного нобелевского лауреата по науке. А вот одиозное имя финансового спекулянта Сороса знают все. Почему так происходит? А ведь – цитирую – пока имена великих учёных не будут вызывать у нас восхищение, российская наука не оживёт. Каждый российский учёный, инженер, программист, завоевавший международное имя, укрепляет обороноспособность России, ибо работает на её позитивный образ; невозможно не питать уважение и симпатию к стране, где стремятся и умеют взращивать таланты, – ничто не стоит так дёшево и не ценится так дорого.
– Ну Эйнштейна или Ньютона каждый знает. Теперь ещё и Перельмана с Пуанкаре. Но то, что не знают Ляпунова, Колмогорова, Капицу, Семёнова, Уотсона и Крика, – это стыд и позор. И для страны, и для школы. И для власти.
– Как вы думаете, много ли молодёжи задумается над вашими словами: «Учёный должен помнить: что хорошо для науки, то хорошо для человечества, в мире нет ничего более высокого, чему бы следовало жертвовать»?
– Один из ста – это огромный успех. Больше и не требуется.
Елена Елагина,
«Аргументы Недели Санкт-Петербург»
