Присыпкин, Пьер Скрипкин, перемигивается с Шариковым, творца которого Маяковский ниспровергал, в то время, как пьесе благосклонно улыбается Аристофан, столь любивший подобные типажи…
Жадный клоп Присыпкин, так и норовящий присосаться к живому, лучше даже животному человеческому телу; извлечённый из недр, будто мамонт из мерзлоты, возлежащий на чистейших простынях, сам – грязнейший, мечтает быть возвращённым назад…
Бушевание фантазии.
Фейерверки словесных смыслоизвержений.
Громы стихов, наползающие на резкие изгибы прозы…
Зеркальным шкапом интересующийся Присыпкин дан розово-пастозно, грязно-антрацитово, жадный, въедливый в жизнь, не могущий обрести успокоения, пока не нахапает всего.
Всего…
Прозаические лестницы Маяковского, опускающие вниз-вниз, в человеческую гниль, смердящую словами.
…пока Победоносиков, пухлый, как Муссолини, согласовывает начальственно и начальствует, согласовывая…
Живоглот коммунистического чванства.
Паразит с бюрократическим портфелем, и дыханием, от которого должно чахнуть живое.
Зачем они ещё-то – чиновники такие?
…Фоскин запаивает воздух паяльной лампой, пока Чудаков изобретают машину времени.
Запаянная ампула пьесы в пьесе: герои не узнают себя в зеркалах: не хотят узнавать, не могут поверить, что это они.
Их нет.
Они везде – собирательные и собранные в таких обществом, банальные, как скука, скучные, как банальность.
Язык выкипает бурлеском и гротеском, переливается огнями, блещет искрами – великолепный язык Маяковского, какой благосклонно оценил бы сам Аристофан: столько подобных типажей схвативший за руку пару тысячелетий назад.
Александр Балтин,
поэт, эссеист, литературный критик
