Вряд ли найдётся мудрец, который сможет ответить на вопрос, как появляются стихи, почему люди их сочиняют. Сами поэты, пытаясь дать ответ, только ещё больше запутывают дело. То они ищут их среди сора (Анна Ахматова), то приравнивают поэтическое творчество добыче радия (Владимир Маяковский). Наталья Владимировна Барышникова прямо не говорит в своих стихах о том, почему она их пишет, но в каждой строчке, в каждой книжке (а их уже больше десятка) явно обнаруживается, что не писать она не может, что для неё творение стиха – сама жизнь с её светлыми и тёмными полосами, со спокойным течением будней и необузданной радостью праздников, с суровостью и нежностью.
И ведь никто не заставляет её это делать. Мелькнуло в автобиографии упоминание о том, что вовлёк школьницу в свою литературную студию при ДК имени Кирова волгоградский поэт Юрий Михайлович Соловьёв, только что окончивший Литературный институт имени Горького. Но сколько других юных дев и мечтательных юношей исписывали тетради виршами с непременными рифмами любовь – кровь, слёзы – берёзы, но так и приступивших к творению стиха. А Наталья, испив однажды зелья из полноводного источника русской поэзии, так и не смогла остановиться, перестала жить вне поэзии, без постоянного стремления выразить мысль и чувство поэтической строкой. Возможно, случались в её жизни периоды, когда не пишется, когда одолевали непоэтические заботы, но и в это время поэзия не оставляла её, роЯсь в голове и душе смутными образами и невысказанными словами.
Творчество поэта обнаруживается не только в стихах, но и в названиях книг. В науке для них придуман термин библионимы от древнегреческого βιβλίον «книга». Для своего первого из трёхкнижия сборника Наталья Владимировна выбрала, казалось бы, прозаическое слово «Сберкнижка». Когда-то почти у всех советских людей были такие документы, свидетельствующие о денежных накоплениях человека, которые легко тратились на покупки, поездки, в сложных жизненных ситуациях.
Но у поэта свои накопления, свои сбережения, своя память. Что же сберегла Наталья Барышникова из волгоградского периода своего творчества, что унесла с собой в Москву и чем там продолжила накопление «волгоградского капитала» (так названа вторая часть книги)? Конечно, родной город. В стихах нечасто можно встретить его имя:
Сначала из Молдовы зёрен кисть,
Упавшую к подснежью Волгограда.
Но две первые части наполнены родным городом, его жизнью и его людьми, его глумящимся карнавалом («Статус осени не бестолков…») и прочими радостями и горестями, упорядоченными событиями и бестолковщиной:
В полдень город пахнет деревней,
В которой твой род возник.
А где Волгоград, там и Волга:
Впереди благодатные дни.
Гонят волны по Волге весну.
Но поэтессу влечёт столица. Выполняя завет своего деда Михаила Гордеевича Гусакова («Мечтал, чтобы дети и внуки жили в Москве»), она уже во второй части книги вспоминает московские мосты («Обожжённая дождями…»), а завершает эту часть мечтой о «закрытой Москве», которая поочерёдно дарит ей серебро, чистоту, благодать («Снова мальчик войдет в алтарь…»).
И вот уже в третьей части книги автор окунулся в Москву, в её Красную площадь, которая «видна из окна» («Я, как всегда, абсолютно одна…»), в её Домодедово, Бутово, Манежную площадь («Встречу в “Домодедово”…»), в её реку, которой «Москва вложена в берега» («А ты все высматриваешь из колыбели…»).
Но где бы ни была Наталья Барышникова, в Волгограде ли, в Москве ли, как бы ни ощущала себя, странницей или оседлым человеком, он всё пишет и пишет стихотворения. Не может она жить без этого.
Василий Супрун,
доктор филологических наук