
Маяковский… Он стремился сделать жизнь: новую, яркую, приравняв перо не только к штыку, но – одновременно к строительному материалу и различному инструментарию…
…в одном Маяковский ошибался: «В этой жизни помереть не трудно…»
Трудно, ох, как трудно, ежели достойно, стоически, мудро, но речь не об этом: в данном контексте стихотворения «Сергею Есенину» строка совершенно оправдана, ибо речь о новом, неизвестном ещё, но бурно развивающемся, строящемся мире…
Представляя противоположные полюса, они – Есенин и Маяковский – сложно противостояли друг другу: и в стихе, и в жизни; отдавая друг другу должное, хотя и издеваясь порой друг над другом.
Не без этого.
Однако, стихотворение «Сергею Есенину» предельно серьёзно, и – столь же уважительно, и строки:
— Прекратите!
Бросьте!
Вы в своем уме ли?
Дать,
чтоб щеки
заливал
смертельный мел?
Вы ж
Такое
загибать умели,
что другой
на свете
не умел.
Дают чёткое понимание сверхзначительной роли Есенина – в стране, где поэтическое слово раскатисто слышно (в отличие от нынешней) – на какое наслаивается очевидное сожаление о сделанном Есениным, когда не просто жалость.
Стих был популярен.
Он разносился широко – ибо отрицал смерть; он рокотал жаждой жизни, деятельности, подвига.
Вопрос о суициде обоих поэтов едва ли когда-то разрешится…
Вполне возможно, что Маяковский, выполняя секретные политические миссии на западе, попал под зачистку, и был убит.
Так, или иначе, о самоубийстве применительно к себе в русской поэзии писали только трое: Есенин, Маяковский, Цветаева…
Стих Маяковского рвётся болью в начале: и даже полёт Есенина, врезывающегося в звёзды, отдаёт чем-то религиозным.
Далее – более трезвые строфы:
Критики бормочут:
— Этому вина
то…
да сё…
а главное,
что смычки мало,
в результате
много пива и вина. —
Дескать,
заменить бы вам
богему
классом,
класс влиял на вас,
и было б не до драк.
Ну, а класс-то
Жажду
заливает квасом?
Класс — он тоже
выпить не дурак.
Жёсткая констатация расейской беды-привычки, коснувшейся Есенина, обошедшей Маяковского.
Лестница, ведущая вглубь страницы, выводит стремительно к всплеску горя одного поэта от самоубийства другого:
Навсегда
Теперь
Язык
в зубах затворится.
Тяжело
и неуместно
разводить мистерии.
У народа,
у языкотворца,
умер
звонкий
забулдыга подмастерье.
Маяковский знал, как почтить равного ему собрата-поэта.
И почтил.
И звонко данный финальный афоризм, отрицающий суицид Маяковского, врезается в плоть реальности вечной правдой: с маленькой такой ошибкой: достойно умереть очень трудно.
Александр Балтин,
поэт, эссеист, литературный критик