К 455-летию Питера Брейгеля Старшего
Стрикленд утверждал, что с Брейгеля семь потов сходило, когда он писал. Считал ли так Гоген?
…мощь жизни: но сгущённо-плотная, физиологическая показана Брейгелем так, как едва ли кто смог.
Реестры занятий, тел, еды, огромные противни, полные пирогов, сочность колбас, рьяные ритмы танцев, быт, крепко настоянный на основательности, плотности, силе.
Сила жизни, хмельно и прозаично хлещущая с холстов.
Развернутся «Фламандские пословицы» — отдающие перцем, столь необходимым для колбас, и иллюстрирует их Брейгель через кипение образного строя, через ражих твоих, любящих и труд, и отдых крестьян, через поразительные сочетания коричневого, зелёного, золотистого, красного.
Праздничная гамма?
Да, но и повседневности: вечной, кипящей, требующей к себе внимания.
Он писал космос.
Космос – человеческих тел, занятий, душ, ибо без последних не существует тел.
Развернутся – во славу глагола – игры детей: ах, сколько их! малышни этой, высыпавшей на городскую площадь, заполнившей собой проулки; катят обруч, прокручивают череду чехарды, бочки оседлали, а эти – приятеля, тащат кого-то.
Слышите смех?
Игра необходима, как иначе вырасти, если не приобщиться к кипящей, радостной и радующей…
Веселитесь детки: и смеётся Брейгель, отходя от холста, вглядываясь в улыбку веков.
Пахотные труды вершит странно одетый крестьянин, чётко ложится, чернея, борозда, корабль, паруса распустив, как цветы, виден на заднем плане, и… где же Икар, падением которого названа картина?
Синевато золотятся воды, не имеющие ничего общего с теми, которые омывали каменистые брега Древней Греции, гораздой на сочинение не ветшающих мифов.
Ноги ли, болтающиеся из воды, принадлежат ему?
Тогда бы не умер, все греки умели плавать…
На другом конце мира, на самом краю Ойкумены громоздится многоярусно башня Вавилона, проедаемая уже разрушением, медленно теряющая целостность свою, структуры внутренние обнажены, чудесное бы вышло строение…
И – есть Охотники: картина феноменального, таинственного покоя, будто не по кипенному снегу шествуют люди, но – по пространствам столь ласковой вечности, что залюбуешься бытованием внутри неё.
Снег у Брейгеля всегда избыточно белый, звенят коньки детворы, озеро хорошо замёрзло, как и река, взрослые катаются с не меньшей охотой, и радостны все, весело им.
Присоединиться бы!
В картины Брейгеля хочется часто войти, как внутри них – в эти твердые, основательные дома, полюбоваться бытом, оценить его твёрдость, напоминающую орех.
Да не расколют войны!
…на одной из картин, мелко, на заднем плане нарисованы диплодоки, используемые, как домашние животные: везут что-то.
Верил, что динозавры и люди жили когда-то вместе?
Просто играл фантазией, как мускулами мастерства?
Но мир, сотворённый им, даден слишком всерьёз.
Как Голгофа его странная, где парадные одежды людей – слишком не из времён древней Иудеи; никуда не путешествовавший Брейгель не хотел фантазировать, беря за основу действительность, которую знал, какая окружала, и – создавая из неё свою: празднично-нетленную, вечную…
Александр Балтин,
поэт, эссеист, литературный критик
Слепые ведут слепых. Питер Брейгель Старший
