Литература кончилась… Она не может кончиться никогда! Будучи самым древним (наравне с живописью, впрочем, но тут – другой… контрапункт) способом исследования человеческого бытования на земле, в недрах этого вечного вращения юлы юдоли, литература не может оставить человека и человечество, растолковывая ему, человеку, знаки и коды его поведения, мировоззрения, счастья и тяжёлых туч несчастья…
…ведь Раскольников не мог совершить убийство: ни одно: ведь он – изначально, по корневой сущности своей необыкновенно чист: а ударившая его идея – ложная, дурного свойства, и Родион Романович, подчиняясь ей, творит свой дурной сон – подсмотренный потом смешным человеком, что выливается в ветвистый вариант антиутопии, названный Достоевским «Сон смешного человека»…
…ведь «Архиерей» ни во что не верит, живя заданностью предприятия под названием судьба, и то, насколько он, иерарх церкви, связан с механизмами этого предприятия, свидетельствует о глубине познания душевно-духовных бездн, исполненных Чеховым так, что каждая строка сияет золотою нитью…
Магия вредна: но – магия литературы, воздействуя на человеческое сознание, заставляет его работать на невиданных оборотах, иначе оценивая отношение к себе, миру, своему месту в мире…
…Джек Бёрден, исполняя рабочую миссию, разговаривает с отцом, не ведая, что это отец, считая оным совершенно другого человека, не предполагая, что разговор этот закончится (вне присутствия Бёрдена) выстрелом в сердце – громово исполненным его подлинным отцом… Роль которого исполнит судья Ирвин: кстати – советская экранизация: с молодым М. Козаковым в роли Джека: была чиста, сложна, и тщательно исполнена; но, разумеется, никаких экранизаций быть не может, единственный вариант оных – запустить по экрану текст, тем не менее, некоторое приближение к мощной плоти и духу романа Р. Пенн Уоррена, феноменально переданного на русском В. Голышевым, намечалось, можно было почувствовать нечто… необыкновенно-психологическое, волшебное…
Литература ушла из жизни.
Литература может существовать только в варианте глобального восприятия гражданами государства ценности оной…
Советский Союз?
Как ни странно, сложно, смешно – да…
Ещё, возможно, Япония, где ежегодный конкурс хокку и танку открывает лично микадо — император: не представимое явление: нигде.
…Такубоку, тончайший снежный мастер строк, умирающий в нищете, в 27 лет, на циновке в жалкой хижине отца…
Литература умерла – король жив!
…наука объясняет законы зримого мира, будучи очень жёсткой и не терпящей возражений: по-своему права, но она никогда не объяснит космоса, бурно живущего в недрах человеческого сознания (с которым всё неясно, и вообще – Иван П. Павлов выгонял из лаборатории людей, дерзнувших употребить слово «сознание»)…
Религия?
Но она оперирует столь не доказуемыми явлениями и феноменами, что и они… скорее часть литературы, нежели самостоятельные объекты рассмотрения.
При этом – литература умерла…
…Кароль Войтыла, единственный поляк на сиятельном троне Ватикана, собирает десятки тыщ молящихся, умирая – его любит мир: Кароль Войтыла, известный реальности, как Иоанн Павел II, будучи замечательным польским поэтом, даёт сложнейшие и тончайшие, из ассоциаций свитые туго, как гнёзда, стихи, многажды переведённые на русский, демонстрируя такую власть литературы, что…
Остави, Господи, меня
и разум мой бескрылый
на немощи не обрекай,
не истощай мне силы.
— нет благодарности такой,
чтоб вечность мне объять
и сердца солнечной стрелой
измерить благодать –
— а если б и постиг я мир,
пожар бы воспылал, —
раздай я хоть всего себя –
я ничего б не дал.
А Ты, Предвечный, с каждым днем
мне убавляешь силы,
вверяя Свой безмерный Дом
душе моей бескрылой.
(перевод А. Базилевского)
…дух захватывает, если вчитываться, сопоставляя, непроизвольно проводя параллели со смертями… Петёфи… Ботева…
То, что связано с потаёнными кодами личности, каждой индивидуальности, расшифровкой собственного «я» — не может умереть.
Но – литература умерла.
Она умерла – в смысле невостребованности, она умерла в том смысле, что все социумы ныне закручены вокруг стержней экстремального эгоизма и поганой прагматики, а литература, как и высокая наука, не даёт сиюминутного результата: она рассчитана на долгие периоды человеческого бытования…
…пресловутый батька Махно, оболганный и обруганный, написал несколько стихотворений; сделанные жёстко, сильно, пружиняще они свидетельствуют не только о дополнительном таланте самого известного анархиста, но и об уверенности его в силе литературы: что не зафиксировано – того нет…
Кони версты рвут наметом,
Нам свобода дорога,
Через прорезь пулемета
Я ищу в пыли врага.
Застрочу огнем кинжальным,
Как поближе подпущу.
Ничего в бою не жаль мне,
Ни о чем я не грущу.
Здесь подходим к главному: литература умерла…
Литература не может умереть, ибо – не зафиксированное: не существует…
Жюльен Сорель входит в действительность, показывая, как надо и не надо жить; взрываясь суммами эмоций, зафиксированных так, что опровержение невозможно…
Можно обратиться к безднам богословия (странно – человек вполне определим, как бездна в телесной оболочке); можно соприкоснуться с формулами Максима Исповедника, или Нила Сорского, но… ведь мы всё равно будем иметь дело с литературой: с золотом буквы, становящейся волшебной, втягиванием в силовое поле пишущего…
Мы можем соприкоснуться с «Посторонним» – который является своеобразным предупреждением каждому: против пустоты души, против не-насыщенности ничем…
И та, пустота, которая представлена «Посторонним» А. Камю, заполняема только литературой…
Которая умерла.
…увы – всем: для того, чтобы литература была слышна, она должна быть государственной: и – антигосударственной…
С одной стороны: П. Проскурин.
С другой – Кафка…
И тот и другой достойны рассмотрения: с разных сторон, с разных ракурсов – бытования жизни, которой нет без литературы…
Не замечали: жизнь становится жизнью только при условии наполнения литературой…
…великолепие древней Исландии: самого чистого места в мире, самая чистая вода, самые здоровые люди, нет ни одного мирового писателя (исключая лауреата динамитной премии Лакснесса), даёт сложнейший, на уровне китайского, язык, и – факт – каждый второй пишет стихи.
Пусть они не значат ничего: но феномен речи остаётся фундаментальным…
Литература есть везде…
В предельно сытой, маслом коровьем блестящий Финляндии, есть литература Силланпяя, с его «Праведной бедностью», которой не должно быть; с полётом мысли и счастья Руненберга…
Литература умерла…
Что можно предложить?
Государственную зависимость литературы?
…не плохо для писателей, которые – при таком условие – соберут сытный денежный урожай…
Литература умерла…
Она бессмертна – проходя по проводам нервов многих душ, она продолжается всегда, несмотря на дрянь социумов, мелочь бытия и нервную дрожь: выживу ли; она продолжается всегда, фиксируя такие нежные и сложные вещи, о которых человек и сам не знает; она жива всегда – даже когда реальность противоречит ей – тупо, упрямо…
Александр Балтин,
поэт, эссеист, литературный критик
