Виктор Глебов, «Фаталист». Издательство АСТ, 2017 год.

Иногда очень хочется трэша, но умного и качественного. «Фаталист» под это дело подошёл замечательно. Это мэшап и хоррор, замешанный на готике и классической русской литературе.

В отличие от жизнерадостных школьниц, бодро пишущих безумные фанфики по узнаваемым книжным мирам, взрослые писатели делать подобное смущаются, дабы избежать обвинений во вторичности. Будто бы бесконечные постмодернистские подмигивания чем-то принципиально отличаются, хм. А зря: у Кинга или Геймана полно оммажей классическим произведениям, а это совсем не фанфики или римейки.

Назвал бы жанр «Фаталиста» альтернативной биографией литературного персонажа. В схожем жанре (гораздо глубже, конечно) писали свою трилогию о Гумилёве Успенский и Лазарчук (с той разницей, что поэт всё же — не вымышленная фигура).

Элемент готики, редкого сейчас зверя, вносит атмосфера. Жуткое и потустороннее не вылазит изо всех щелей, до последних глав оно явится единожды (слепой мальчик и ундина будут не ждать контрабандиста, но кормить морское чудовище). При этом Пятигорск натурально лежит во зле: жуть ещё не явлена, но знаки её — повсюду.

Как вы уже догадались, главный герой книги не кто иной как Печорин, неуловимо похожий на Фандорина (он и будет помогать недотёпистым полицейским чиновникам расследовать всякие страшности), но сохранивший свою изначальное несколько отрицательное обаяние.

Отсылок (да и прямых цитат) из «Героя нашего времени» полно, внезапно появляются и другие (из Достоевского со сном Раскольникова, например). Узнавать интересно, да.

События из трёх глав «Героя» смешались — и если такой сознательный анахронизм кажется скорее удачей, то пара небрежностей всё же расстроила. Например, финальный взрыв приписывается каким-то террористам — откуда бомбисты во времена Лермонтова?

Но послевкусие всё же хорошее. Когда такое сдобрено многочисленными идеями, или всепожирающей иронией, или какими-то замысловатыми заворотами — несколько раздражаешься. Как, это была авторская игра? В «Фаталисте» же цель — заинтриговать и напугать, да по возможности бережно отнестись к первоисточнику. И она, в принципе, достигнута.

Рад, что серия с несколько дурацким названием «Самая страшная книга» даёт качественный русский, ни у кого не заимствованный хоррор — слишком много толковали о том, что «литературу ужасов» писать у нас не умеют. «Вьюрки», кстати, тоже из этой серии — и мы о них как-нибудь обязательно поговорим.

А возлюбленная Печорина Вера мне, кстати, и у Лермонтова никогда не нравилась.

Иван Родионов,

поэт, эссеист, литературный критик

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ

Please enter your comment!
Please enter your name here