К 490-летию Мишеля Монтеня
Монтень скончался во время мессы, отклонив за два года до того предложение Генриха VI стать его советником; в периоды религиозных войн, занимал умеренную позицию, призывая к миру, к примирению сторон.
Он понимал больше начинающих войны: и очевидно считал, что христианство не подразумевает пролития крови, а религиозные войны есть нарушения всех христианских заповедей.
Монтень…
Горы, проступающая за фамилией: горный хребет мысли.
Ясность формы, где строки сияют гранями: отточенные и изящные.
Он родился в фамильном замке, его отец был в своё время мэром Бордо.
Аристократ – по рождению.
Аристократ духа.
Сдержанный, стоический характер мировосприятия; и наследие, из которого черпали и Шекспир, и Декарт.
Домашнее образование было прекрасно; закончив колледж, Монтень стал юристом.
Жизнь, идущая гладко, не подразумевала сочинительства.
Мысли, излагающиеся скуки ради, входящие в вечность, которую – какие бы дожди перемен не орошали, не тускнеют.
Не скудеют их силы.
Мысли обо всём – книга построена прихотливо; и понятие «эссе» сам жанр исходит отсюда.
Монтень умер…
Месса окончена.
Мысли продолжают жить, рождая другие.
…много цитат: древо не растёт без корней: а Монтень и литературен, и философичен – он работал на стыке дисциплин, и, развивая ту, или иную мысль, стремился подтвердить её цитированием.
Образование его было блестящим: память обширной, и калейдоскоп цитат причудливо мешался, смещались акценты, и новое внезапно возникало из суммы ранее сказанного.
Римляне, их опыт, их жёсткость и поэзия…
Байки кружились бабочками, садясь на различные сучки воспринимающих сознаний.
Замирали над потоком вечности стрекозы догадок.
Римляне создали слишком мощный пантеон всего, чтобы можно было им пренебречь, приступая к интеллектуальной обработке прошлого.
Сложно сказать, о чём больше заботился Монтень: о настоящем ли, прошлом, будущем.
Сложно вообще вообразить психологию тогдашнего человека, а гениального – вдвойне.
В любом случае, Монтень не кажется мыслящим тростником, скорее – размышляющей горой, что не ведает усталости, гудя новыми и новыми мыслями.
Часто он проводил их через образный строй, и весёлая, или печальная история, рассказанная им, служила иллюстрацией к предложенной серии размышлений.
Странный огонь: он словно уведён внутрь текста – огонь, паливший Монтеня, не сжигает…
Философ кажется человеком размеренным, плавным, методичным, склонным к шутке, и…воспринимающим жизнь не слишком всерьёз.
Монтень одинок в себе: но это, очевидно, не томит его; он часто оговаривается: всё, что привожу здесь не более, чем моё мнение, я не эксперт.
…первое издание «Мыслей» состоялось в Бордо, через десять лет после начала работы над ними: в 1580 году; русский перевод «Опытов» появился только в 1954-60 годах; до этого классики, например, Батюшков, черпали из него, обращаясь к оригиналу.
Книга не имеет чёткого плана: она растекается во все стороны сразу, бесконечные ответвления вьются, прихотливо играя оттенками мысли, и перспектива финала, кажется сомнительной.
Тем не менее, все книги кончаются.
Цитаты переплетаются с житейскими наблюдениями, размышления упираются в нарисованные картинки.
Греки…
Как же обойтись без их мира – якобы простоты и многих сияний?
Очевидно, Монтень любил Грецию: с мраморами и мифологией, поэзией и стоицизмом.
Он входил в другие культурные миры, как свой, и каждый, обогащая его, давал новые ответвления мысли, и вились они, вились причудливо.
Книга, кажущаяся разнородной, производит впечатление цельности: таков феномен неустанной работы мысли.
Большие главы чередуются с маленькими, а самая большая посвящена богословию.
Античность манила Монтеня, привлекала и мысль раннего средневековья, и, возводя свой словесно-архитектурный проект, он вряд ли имел в виду основание целого нового жанра: эссе.
Тем не менее, оные появились благодаря ему.
Он рассуждает обо всём: о воспитание детей, о взаимоотношениях с женщинами.
Он придерживался умеренности во всём: и благородно звучала скрытая проповедь не-насилия…
Дерево должно расти свободно, хотя и подчинено оно определённым законам.
Вероятно, эти законы умнее нас.
…самопризнания вытекают из наблюдений над собой: Монтень был исследователем собственной души: в первую очередь; размышления над миром человеческого духа отличаются стройностью и полнотой.
Был ли он духовидцем?
Сложно ответить – эту сторону жизни он не афишировал.
Нужно изучить свой характер: долг человека в этом.
Скептицизм и разочарование в людях проскальзывают волокнами, переплетаясь со стоицизмом, почерпнутым в античности.
Достижение счастья – естественная цель (поклон Эпикуру), но нравственный долг – прежде всего: именно он должен стать алмазным сияющим стержнем личности.
Насилие бесплодно, а к неизбежному нужно относиться с покорностью: вновь мерцает тень стоицизма.
Но в сфере нравственной Монтень не выставляет никаких идеалов, не видя их и в политике.
Он консервативен в политике, но выступает педагогическим новатором: как можно шире!
Именно педагогика так важна – она формирует будущее, и она должна быть разносторонней, как жизнь, поражающая многообразием.
Он пытается советовать…как продлить жизнь.
Как…не скучать: хотя сам писал порою от скуки.
Порою скепсис проигрывает стоицизму, порою наоборот, но любые рассуждения Монтеня согреты солнцем добра, и…надежды.
Так хочется думать, сталкиваясь, перечитывая плавные его, округлые, словно текущие прямо в вечность эссе.
Обычаи и взгляды современного ему социума подвергая сомнению, Монтень высказывался против суровости обучения, господствовавшей в средневековых школах.
Он декларировал внимательное отношение к детям.
Он был одним из зачинателей либерального сада мировосприятия: в лучшем аспекте: тотальное уважение к всякой личности: в том числе – маленькой, которой предстоит развитие, о каком столько пишет Монтень, снова цитируя, ссылаясь на лучшие образцы мысли.
Педагогика 17-18 веков активно восприняла мысли Монтеня; идея нравственного воспитания, превалирующего даже над собственно образованием, была развита Локком.
Гора мысли возвышается – величаво, величественно, великолепно.
Гора мысли, заставляющая вглядываться вновь и вновь в построения текстов, меняя свою жизнь, очищая её, делая более возвышенной.
Александр Балтин,
поэт, эссеист, литературный критик
